Жан Тюлар - Наполеон, или Миф о «спасителе»

Однако Европа довольно быстро усвоит правила этой новой игры и перестанет попадать в расставляемые ей императором сети. Наполеон столкнется уже не с армиями на равнине, а с глубоко эшелонированной обороной в Португалии, при Бородине, при Ватерлоо. К тому же нерасторопность войск, растянутость коммуникаций, языковые барьеры, постепенно превращающие Великую Армию в интернациональную, парализуют высокую мобильность, продемонстрированную Наполеоном в ходе первой итальянской кампании. Он все реже маневрирует, ища преимуществ в огневой мощи артиллерии или сокрушительном натиске кавалерии, решившей исход битвы при Эйлау. В таких случаях сражение превращается в бойню.

Начиная с 1806 года, после кампании в Восточной Пруссии, успехи становятся все менее убедительными. И это при том, что в 1806–1807 годах Наполеону благоприятствовала политическая обстановка: поляки связывали с ним надежды на возрождение Польши, Вена и Берлин открыли ворота победителю Аустерлица и Йены. Однако гражданская война вылилась в такую форму сопротивления, против которой Наполеон оказался бессилен. Высокая боеспособность революционных армий, так же как и Великой Армии, заключалась в том, что они были народными армиями, воевавшими с бандами наемников. Однако по мере того, как Великая Армия утрачивала свой национальный характер, превращаясь в разношерстную толпу, ее победы уходили в прошлое.

Наполеоновские маршалы и генералы были не столько полководцами, сколько рубаками (Ней, Мюрат, Делор, Лазаль, Сент-Илер, Пактод, Пажоль, Компан, Кюрели, Клапаред). Иные — учтивыми дипломатами (Лористон, Коленкур, Андреосси). Попадались и «трусы» (Моне, но не Барагэ д'Илье Мареско и де Дюпон, несмотря на постигшие их несчастья), и прохвосты (Дютертр), и развратники (Шабран), и дезертиры (Сарразен, Бурмон). Были и «потомственные» генералы (Аббатуччи, Абовилли). Одни сгинули в нечеловеческих условиях плена (Лефран), других отстранили от должности за излиш-нюю приверженность республиканизму (Амбер, Делмас, Монье) или по подозрению в симпатиях к Моро (Дюрют). Но куда больше было тех, кого пуля сразила прежде, чем они успели по-настоящему заявить о себе (Дезе, Валюбер). Наполеон на всю жизнь сохранил память о своем адъютанте Мюироне. Наконец постепенно иссякает людской резерв. Рекрутские наборы уже не в состоянии удовлетворить растущие аппетиты прожорливого Молоха. Окончательно утратив численное превосходство над сплотившейся против него Европой, Наполеон будет обречен, тем более что соотношение потерь, до поры до времени благоприятное для французов, постепенно выравнивается. После Эйлау армия производит уже впечатление плохо оснащенной, недоукомплектованной командирами, часто недисциплинированной людской массы. Многие из тех, кто был с Наполеоном в Булонской ставке, получили повышение или перешли в гвардию. Четыре пятых всей армии составляли наспех обученные рекруты 1806–1807 годов. Моральный дух также оставлял желать лучшего. Война велась за пределами Франции, и, казалось, ничто не ущемляло жизненных интересов страны. Но буржуазию тревожило безмерное расширение естественных границ, ей было достаточно увеличения рынков сбыта. 5 прериаля XI года торговая палата Парижа, «принимая во внимание состояние войны, в которую вновь ввергла Республику злая воля врага», поднесла Первому Консулу в подарок стодвадцатипушечный корабль под названием «Парижская торговля». Но все это делалось не от чистого сердца. Впрочем, не считая, разумеется, человеческих жертв, война почти не отражалась на жизни страны, так как велась на чужой территории. Более того, она приносила доход. По отчетам Дарю был подведен финансовый итог военной кампании с 1 октября 1806 года по 15 октября 1808 года: чрезвычайные контрибуции составили 311 662 ООО франков, налоги с вассальных территорий — 79 667 ООО, кассовые аресты — 16 172 ООО. Помимо многочисленных налогов, взимаемых с поверженных государств, Франция, только по официальным данным, получила от Пруссии 40 тысяч лошадей и прочих товаров на сумму в 600 миллионов франков, и это не считая награбленного. Расходы на Великую Армию составили, по сведениям Дарю, 212 879 335 франков, в то время как главный казначей оприходовал наличными 248 478 691 франк. Словом, прусская и польская кампании ничего не стоили французским налогоплательщикам. Общественное мнение, давным-давно обработанное армейскими сводками, выражало полное одобрение всему происходящему. Тем более что победы 1805 и 1806 годов ввергли Европу в состояние шока и после двух итальянских кампаний обеспечили Наполеону репутацию непобедимого полководца. Революция не ошиблась в выборе своего «спасителя».

Глава VI. КОНТИНЕНТАЛЬНАЯ БЛОКАДА

После Тильзита Наполеону оставалось покорить лишь Англию. Побеждая на суше, он не рассчитывал победить на море. Катастрофа у мыса Трафальгар и слишком медленное возрождение французского флота препятствовали прямому нападению на Британские острова. Отсюда — замысел торговой войны. Намереваясь сокрушить промышленность и торговлю Англии, составлявшие основу ее могущества, Наполеон призывал, а то и вынуждал европейские страны не принимать британские торговые суда и доставляемые ими грузы. После расторжения Амьенского соглашения Бонапарт попытался посредством «coast system» (системы берегового контроля) закрыть английским судам доступ к берегам, находящимся в сфере его влияния. Он руководствовался охранительными мотивами, стремясь оградить французскую промышленность от наплыва конкурентоспособных английских товаров. Берлинский и миланский декреты, распространив блокаду на весь европейский континент, превратили ее в краеугольный камень всей внешней политики Наполеона. Отныне любое государство, не участвующее в континентальной блокаде, превращалось во врага: невозможно было сохранять нейтралитет в том противостоянии, которое Наполеон навязал «океанократам».

Отечественная история научила французов видеть в кредите хрупкое основание, разрушение которого неминуемо влечет за собой кризис основывающейся на нем политической формы правления. По их мнению, ахиллесовой пятой Англии была ее финансово-кредитная система. Многие экономисты, от Томаса Пейна до Лассаля (его трактат «Финансы Англии» вышел в 1803 году), указывали на непомерно разросшийся государственный долг, неэффективность бумажных денег и армию людей, находящихся на грани безработицы. Такие ученые, как Саладен и Монбрион, приходили к выводу, что столь импозантное с виду английское процветание — не более чем мыльный пузырь. Казалось, стоит перекрыть Великобритании доступ на европейский континент, и она обанкротится. В борьбе с надменным Альбионом Директория уже пыталась взять на вооружение эту политику, однако для ее проведения ей не хватило средств. После расторжения Амьенского договора Наполеон вновь вернулся к этой идее. Термин «континентальная блокада» был впервые употреблен в 15-й сводке Великой Армии, опубликованной 30 октября в «Мониторе». Однако еще раньше эта унаследованная от Директории мысль прозвучала в импровизированной речи Бонапарта, произнесенной им 1 мая 1803 года в Государственном совете, накануне разрыва с Англией. Мио де Мелито запечатлел ее для нас в своих мемуарах: «Нам предстоит еще оплакать наши потери на море, быть может, даже потерю наших колоний, зато мы укрепимся на суше. Мы уже завоевали на побережье достаточно обширные пространства, чтобы внушать страх. Мы и впредь будем расширять наши владения. Мы создадим более надежную систему берегового контроля, и Англия кровавыми слезами оплачет развязанную ею войну». По сути, речь шла о том, чтобы повернуть против Англии оружие, которое она первой пустила в ход еще во времена Столетней войны и применяла вплоть до царствования Людовика XVI. Она вновь прибегла к нему 16 мая 1806 года, объявив в правительственном приказе блокаду французского побережья. Этот скорее театральный жест позволил экипажам британских крейсеров шарить в трюмах кораблей, преимущественно американских, поддерживавших торговые отношения с Империей. После Йены, 21 ноября 1806 года, посчитав себя достаточно могущественным для нанесения ответного удара, Наполеон подписал берлинский декрет, вводящий режим континентальной блокады. Термин «блокада Англии» был бы, однако, предпочтительнее, поскольку «континентальная блокада» традиционно ассоциировалась с действиями британского военно-морского флота. Решение императора было воспринято как неожиданное и в известном смысле безапелляционное. Похоже, Наполеон даже не потрудился согласовать этот вопрос с торговыми палатами. Впрочем, последние косвенно заявили о своих интересах. 23 нивоза XII года Делессер потребовал введения запрета на увеличение налогообложения в целях поощрения нарождающейся отечественной промышленности. В 1806 году блокаду восприняли как средство вдохнуть жизнь в экономику, потрясенную кризисом, разразившимся в результате банкротства торговых объединений, которые неосмотрительно поддержало государственное казначейство. Словом, реакция владельцев мануфактур была позитивной, а коммерсантов, во всяком случае, не враждебной, хотя они и были задеты ею в первую очередь. В предновогодние дни 1806 года позиция франка ощутимо окрепла. «В Париже процентная ставка в коммерческих операциях повысилась», — сообщалось в одном из отчетов Торговой палаты.