Борис Маркус - Московские картинки 1920-х - 1930-х г.г

Первые троллейбусы

Когда я уже стал совсем большим и учился в седьмом классе, я услышал, что по Тверской пошел совсем удивительный электрический автобус. Он был без автомобильного мотора, имел электромотор, питающийся от специальной городской сети. Вдоль улиц, по которым проходил его маршрут, на специальных опорах по обеим сторонам улиц тянулись контактные провода, к которым этот электроавтобус подсоединялся двумя штангами. Таким образом, он был как бы привязан к проводам сети. Никаких рельсов не было. Ну просто гибрид трамвая и автобуса. Смешно: машина-гибрид.

Как-то вечером мы с Юрой Моделем отправились познакомиться с этим гибридом. Вообще, Юрка всегда был очень заводным. Всегда обо всех городских новостях знал раньше и больше всех. Откуда только он набирался такими сведениями. Не знаю. Зато точно знаю, что зря он не скажет. И еще расскажет такое, о чем даже в газетах не всегда прочитаешь.

Итак, мы на Тверской. Остановка троллейбуса совпадает с автобусной. Только вывеска отдельная. И цвет другой: у автобуса, как всегда, желтая, а для троллейбуса белая. И буквами обозначено, где «А», а где «Т».

Наконец, к нам приближается заветная машина. Какая она с виду грузная, неуклюжая. Как мастодонт какой-то. Не то что привычный юркий автобус. Я даже немного расстроился. Над этим мастодонтом вверх тянутся две тонкие металлические палки с роликами на концах. Ролики бегают под проводами, прижимаясь к ним снизу. Как они прижимаются к ним, не понятно. Наверное, эти палки-штанги, имеют что-то вроде пружин. Иначе ролики соскочили бы с проводов. Юрка что-то объясняет, но чувствую, что тут он немного плавает. Говорит неуверенно, что для него не обычно. Позже ролики заменили на полозки.

Внутри троллейбус совсем такой же, как автобус. Только водитель сидит в специально отгороженной кабине с дверью в салон, а не наружу, как это сделано в автобусах. Идет троллейбус чуть медленней, чем автобус. Но это он просто осторожничает. Я как-то ехал на таком троллейбусе поздно вечером, почти ночью, по пустынным улицам. Так он так гнал, что никакому автобусу и не снилось такое.

А потом, в году тридцать шестом или позже, не помню, появились на некоторых маршрутах совсем удивительные троллейбусы. Двухэтажные. Надо же! Я только в книжках читал, что двухэтажными у нас были конки. Там был верхний открытый этаж, называемый «империал», куда надо было влезать по лестнице. Да в Лондоне, или еще в каких-нибудь западных столицах, ходили омнибусы.

А у нас сам троллейбус стал двухэтажным. Лестница на второй этаж крутая с поворотом, чтобы меньше места занимать. Я, конечно, всегда старался ехать на верхнем этаже. Особенно хорошо, если можешь попасть на переднее сидение. Тогда перед тобой открывается такой изумительный вид, ты испытываешь такое счастье, такое блаженство, что, кажется, ничего лучше и быть не может. Ты смотришь сверху вниз на улицу, на проходящих людей. С этой высоты ты видишь то, мимо чего обычно пробегаешь, не замечая. Потом почему-то двухэтажные троллейбусы исчезли.

Милиционеры, семафоры и светофоры

Кто из мальчишек не хотел в детстве быть или пожарником, или милиционером. Думаю, что многие хотели. Я тоже. И поэтому с восторгом смотрел, как мимо меня проносились ярко-красные пожарные машины, с огромным уважением разглядывал милиционеров, их форму, их кобуры, их черно-белые полосатые жезлы.

Вот на середине перекрестка стоит милиционер. Регулировщик движения. Плотно облегающая белая гимнастерка на выпуск с красными петличками на воротнике. Черные штаны-галифэ. На голове белый шлем с двумя козырьками — и спереди и сзади. Сверху небольшая шишечка. А спереди звезда. Кожаный пояс с портупеей. К поясу приторочена кобура с наганом. Вид вполне эффектный.

Он чувствует, что на него все смотрят. И соответственно держит выправку. Движением рук регулирует движение транспорта и пешеходов. На руках белые перчатки, в правой руке полосатый черно-белый жезл. И не только руками он регулирует, но и поворотом туловища. Вот он стоит, подняв жезл строго вверх, и автомашины видят его лицо или спину, значит им путь закрыт. Потокам же, пересекающим перекресток, можно двигаться. До тех пор, пока он не повернется к ним лицом или спиной и не покажет разрешенное движение. Очень интересно у него получаются все эти повороты, все эти манипуляции рукой с жезлом. «Стоп!», — рука вверх и лицо к потоку. «Разрешаю движение!», — и рука плавно полукругом идет сверху по часовой стрелке и замирает перед грудью. Постовой при этом красиво поворачивается вправо. Можно долго стоять и любоваться. Особенно отличался своим грациозными отточенными движениями милиционер, стоящий перед Моссоветом на Советской площади. Одно время там стояла девушка-милиционер. Так на этих артистов мы бегали специально смотреть. Красивая работа. Виртуозные движения. Другие тоже умели красиво регулировать движение. Но эти были просто особенными.

Зимой регулировать движение было трудней. Все-таки в форменной шинели или шубе не очень-то повертишься. Но приходилось, и они вертелись. И ведь в течение целой смены без перерыва. Оставить пост можно было, если приходил сменщик и вставал на время на пост. Кстати, этих милиционеров-регулировщиков так и называли постовыми.

Где-то в конце двадцатых или самом начале тридцатых годов на главных улицах города, таких, как Тверская или Мясницкая и Арбат, установили семафоры. В отличие от железнодорожных, никаких поднимающихся указателей не было. Сверху не очень высокого столба укреплена была горизонтальная доска-перекладина.

На концах перекладины были круги. Все это сооружение было выкрашено в белый цвет с красной окантовкой. И круги тоже были красные. Всему транспорту, на который был направлен спереди или сзади семафор запрещалось движение. Поэтому, если вся эта штуковина была повернута лицом к потоку машин, то они останавливались и ждали, пока штуковина не будет повернута милиционером вдоль их потока и против поперечного. Столб вращался постовым милиционером. Для этого на столбе были сделаны ручки.

Вскоре это новшество перестало удовлетворять милицию. Все-таки требовался физический труд и постоянное дежурство милиционера. Стали появляться новые усовершенствования. На крупных перекрестках, на больших площадях в центре перекрестка повесили удивительные «фонари». Это были перевернутые четырехгранные пирамиды, обращенные своими гранями к улицам перекрестка.