Сергей Зинин - Неизвестный Есенин. В плену у Бениславской

Взрослея, Екатерина иногда проявляла свой характер, который вызывал неоднозначную оценку брата. Бениславская писала: «К Кате у Сергея Александровича была какая-то болезненная, тревожная любовь. Он знал, что они во многом похожи друг на друга, как близнецы, что воспринимают и чувствуют почти одинаково. Знал свои ошибки и страшно боялся повторения их Катей. Кроме того, он не раз говорил, что он имел право на многое, потому что знал себе цену, а ей этого нельзя. На мои утверждения (я тогда очень верила «в Катю», в ее одаренность и ум), что Катя умная, не раз говорил: «Нет, хитрая она. Все в ней — хитрость, а не ум. Я не такой — я все-таки хороший, а она все хитрит, хитрит». Разговорами о деньгах он хотел заставить ее задуматься о будущем и испытать ее гордость. Однажды после такого разговора с Катей, повторявшегося последние месяцы изо дня в день, он сказал мне: «Нет, нет, она не такая, как я, как Вы, как Шурка. Она — паразит».

Узнав, что Катя небрежно учится, С. Есенин пригрозил, что, если она не исправится, то он не будет ей материально помогать.

Екатерина заботилась о брате, нередко вытаскивала его из пьяных компаний. Была его доверенным лицом, занималась издательскими делами. «Я буду писать, а вы с Катей разговаривайте с редакциями, с издателями!»— говорил поэт Бениславской. «Твои поручения я понемногу исполняю: отдала стихи Грузинову, но только два («Рябина» и «Русь советская»), а третьего у меня нет. Ведь ты обещал ему еще «Сукин сын», но ничего не присылаешь», — писала Екатерина брату в сентябре 1924 году.

Узнав поближе Екатерину, Аня Назарова в своих воспоминаниях дала ей следующую характеристику: «Ее отношение к брату трудно определить. Любила ли она его. Да, любила. Но Есенину от этой любви мало проку было. Зная, что у Есенина нет денег, что он сам нуждается, она с видом оскорбленной королевы требовала их себе. Живя отдельно, тратя деньги без контроля, без учета — она привыкла их тратить, ни минуты не задумываясь над тем, что они не ее, что она на них не имеет право. Училась плохо, ленилась не только готовить уроки, но даже читать».

Галина по просьбе Сергея присматривала за Катей. Сохранилась записка от 21 декабря, в которой строго предупреждает девушку: «5 часов. Едем к Лине. Катя. Не уходи без нас — Шура тоже хочет пойти с тобой. Но если уйдешь — чтоб в 12 ч. 30 м. была дома, иначе не прогневайся, напишу Сергею. Помни. Я обещание сдержу. Галя».

Угрозы в исполнение не приводились. Галина пыталась поддерживать с Катей самые теплые отношения, не скрывая никаких подробностей в своей личной жизни. Летом 1924 г. писала Екатерине в Константиново: «Милый Катенок, прости, что не писала, вернее, я написала тебе, но письмо положила в книгу и там не могла найти. Новостей никаких. Сергей в Питере. Собирается приехать в Москву. Рита тоже в Питере. Покровский каким-то образом узнал про Вольпин (ее родители распространяют это), и когда узнал, что Рита едет туда, расхохотался и говорит, что она тоже за «ребеночком» поехала. (…) Соскучилась я без Сергея очень, но видеть его «зимним» тяжело и боюсь. У меня скоро отпуск. Хочу взять аванс за два месяца и поехать в Крым».

17 сентября 1924 года Есенин отправил Екатерине письмо с множеством вопросов, настоятельно требуя: «Екатерина, пошли мне спешно письмо и опиши, что творится в Москве». Его интересовала развернувшаяся критика журнала «Красная новь» за идеологические ошибки, допущенные редактором А. К. Воронским, который в своей работе ориентировался на «попутчиков». Для усиления в редакцию был направлен Ф. Ф. Раскольников. От Кати подробного ответа Есенин не дождался. Она только предостерегала брата: «Никаких распоряжений за глаза не давай, Помни, ты козырная карта, которая решает участь игроков. Остерегайся».

Не очень разбираясь в сложной политической и общественной обстановке в стране, Екатерина, оберегая брата, уговаривала его не прерывать свое пребывание на Кавказе. «Потом мне что-то кажется, что ты думаешь ехать в Москву, — писала она. — Знаешь, лучше не езжай, потому здесь сейчас такая склока во всем, что упаси господи. Литературная братия все грызется из-за чего-то. Почти все друг на друга смотрят косо. Политики с ума сходят».

На заданные сестре вопросы пришлось ответить Бениславской: «Ну вот, Сергей Александрович, Вы просили Катю узнать, как вышло дело. Отвечу за нее». Писала письмо с оглядкой, прибегая к намекам, предупреждая Есенина не делать ничего сгоряча, но и не откладывать в долгий ящик. «Не решалась об этом писать по двум причинам. Первое и главное: была не уверена (да и сейчас не уверена тоже), что это письмо никто не сумеет прочесть прежде Вас, а следовательно, сумеет принять всякие контрмеры. Во-вторых, и «главное» — не хотелось нарушать Ваш отдых, тем более что не знаю, как Вы».

Екатерина вместе с Галиной Бениславской принимала участие в издании «Персидских мотивов». Есенин доверял ей получать свои гонорары. «Мне очень нужны деньги, — писал он А. Берзинь, — а посему я посылаю к Вам с этим письмом Екатерину. Помогите ей получить деньги, которые выписаны мне на субботу. Доверенность ей я прилагаю к сему письму». Во время пребывания на Кавказе писал Екатерине: «Для тебя я скоро пришлю стихи, продашь их Казину или Флеровскому, и с тебя пока хватит». Но иногда срывался, особенно при задержке денег. Телеграфировал Екатерине из Батума: «Ты думаешь или нет. Я сижу без денег», затем из Баку: «Болен денег денег Сергей».

С. Есенин следил за нравственностью сестры. Осуждал ее стремление влиться в богемную жизнь. Ругал, когда узнал, что она тайком начала курить в четырнадцатилетнем возрасте. Переживал, что Екатерина была свидетельницей его скандалов, особенно когда сестре иногда приходилось давать показания в милиции в защиту брата.

У Кати бытовало мнение, что Есенин хорошо зарабатывает, что она имеет полное право свободно распоряжаться его средствами. Г. Бениславская вспоминала: «Сколько раз я объясняла ей, что она никаких прав на его деньги и вещи не имеет и потому должна довольствоваться минимальным, что это преступление — сорит его деньгами. Что С. А. зарабатывает деньги не горбом, а потом и кровью. И если он сам может ими сорить, то никто, кроме него, не имеет этого права. Этого Катя никак не могла понять. Потому что с детских лет, вероятно, благодаря родителям усвоила совсем другие взгляды. И по-прежнему приходила, требовала денег и денег и даже в 20 лет не задумывалась: не пора ли самой начинать зарабатывать?».

Узнав, что Катя небрежно учится, Есенин стал резко и грубо ей выговаривать:

— Ты как думаешь, не пора ли на свои хлеба? А? Я тебе больше денег не стану давать. До осени живи, а там, пожалуйста, сами заботьтесь. Шурку я шесть лет буду учить и кормить, а тебе пора уж самой думать…