Молотов. Наше дело правое [Книга 1] - Вячеслав Алексеевич Никонов

Помимо Генерального секретаря и Молотова костяк сталинской группировки составляли: Дзержинский, в 1924 году возглавивший ВСНХ, сохраняя при этом пост председателя ОГПУ; Рудзутак — кандидат в члены ПБ, а с февраля 1924 года еще и нарком путей сообщения, а также Калинин, Куйбышев, Каганович. Среди региональных организаций наиболее сильные позиции у них были на Юге, откуда выдвинулись Орджоникидзе — первый секретарь Закавказского бюро ЦК, Микоян, возглавлявший Юго-Восточное бюро ЦК, Киров (Костриков) — руководитель ЦК компартии Азербайджана.

Когда Троцкий и другие левые обвиняли Сталина и его команду в «термидорианском перерождении», они были в чем-то правы. Действительно, Старая площадь после смерти Ленина оказалась умереннее Троцкого, Зиновьева и Каменева, выступая в роли «партии порядка». Не будет преувеличением сказать, что именно сталинцы (не без поддержки бухаринцев) стали основными творцами своеобразной «оттепели», которая, как показывает опыт, нередко наступает после смерти авторитарного вождя. Из ленинского наследия сторонники Сталина любили цитировать пассажи, оправдывавшие передышку в прямом штурме остатков капиталистического строя.

Серьезной проблемой после смерти Ленина осталось все еще не оглашенное его «Завещание» с предложением снять Сталина с поста генсека. Активность проявляла Крупская, настаивавшая на выполнении завета — огласить письмо на ближайшем съезде. За два дня до открытия XIII съезда РКП (б), 21 мая 1924 года, на пленуме ЦК «Завещание» зачитал Каменев. Затем Зиновьев заявил, что «по одному пункту» опасения Ленина не обоснованы: нет никакой необходимости снимать Сталина с поста Генерального секретаря. Каменев поддакнул. Троцкий предпочел промолчать. Пленум принял постановление: «Перенести оглашение зачитанных документов, согласно воле Владимира Ильича, на съезд, произведя оглашение по делегациям»[433]. Сталин обещал учесть критические замечания Ленина. Впечатление делегатов описал Микоян: «Указание Ленина о том, чтобы иметь товарища, который обладал бы всеми положительными сторонами Сталина и был свободен от его недостатков, мы выполнить не могли, потому что не могли даже придумать, кто мог быть таким человеком. Ведь он в этом же письме, как говорится, “всех помазал”»[434].

Политический отчет ЦК на съезде делал Зиновьев, организационный отчет — Сталин. За Молотовым был записан доклад о партийных вопросах, касавшийся главным образом ленинского призыва. Зиновьев не без удовольствия играл роль первого лица, завершив речь прямым обращением к троцкистам: «Есть одно средство действительно ликвидировать дискуссию и кончить ее раз навсегда — это выйти на эту трибуну и сказать: права была партия и неправы были те, которые утверждали, что мы стоим на краю гибели»[435]. Все взоры устремились на Троцкого. Ожидавшие большого скандала были разочарованы — он вышел маленьким. «Товарищи, никто из нас не хочет и не может быть правым против своей партии, — Троцкий не был бы самим собой, если бы на этом остановился. — Бюрократизация партийного аппарата, поскольку она наблюдается, является одной из причин, которые… толкают к превращению случайных, эпизодических, временных разногласий в группировки, а эти группировки — на путь фракций»[436].

Даже столь умеренного несогласия с генеральной линией хватило, чтобы Троцкому досталось от партийного руководства, припомнившего ему грехи дискуссии 1923 года:

— Вам известны статьи некоторых товарищей, трактовавших, например, взгляды Ленина на оппортунизм; они были в таком духе, что каждый прочитавший их большевик видел, что в них выражены не взгляды Ленина, что из-за этих статей выглядывает вовсе не лицо Ленина, а лицо в больших круглых очках. А ведь известно, что больших круглых очков Ленин не носил[437], - съязвил Молотов.

Троцкого с трудом избрали в ЦК — с незначительным перевесом голосов над необходимой планкой. После съезда, как обычно, собрался пленум ЦК, на котором Сталин неожиданно попросил выполнить указание Ленина и освободить его от поста Генерального секретаря[438]. Недолгое замешательство, и вот уже все дружно уговаривают Сталина взять свое устное заявление обратно. Место Ленина в ПБ занял перешедший из кандидатов Бухарин. Пленум также выдвинул лозунг «Лицом к деревне», сформировал и специальную комиссию по работе в деревне во главе с Молотовым.

После XIII съезда инициатором нового конфликта стал уже Сталин, который 17 июня 1924 года на курсах секретарей уездных комитетов вдруг пожаловался на снижение теоретического уровня коммунистов и «беззаботность» к вопросам теории, проиллюстрировав это на примере… Каменева и Зиновьева: «Недавно я читал в газете доклад одного из товарищей о XIII съезде (кажется, Каменева), где черным по белому написано, что очередным лозунгом нашей партии является будто бы превращение “России нэпмановской” в Россию социалистическую». И тут же атаковал Зиновьева: «Я, говорит, за диктатуру партии… Видимо, кое-кто из товарищей полагает, что у нас диктатура партии, а не рабочего класса. Но это же чепуха, товарищи»[439]. Каменев и Зиновьев отреагировали не сразу, но резко. С юга Каменев отправил телеграмму Сталину и Зиновьеву: «Поражен публичным выступлением Сосо с намеками на пренебрежение теорией в нашей узкой среде». Сталин опровергать самого себя отказался. Каменев требовал от Зиновьева: «Прошу тебя наблюсти за ликвидацией инцидента, если нужно через семерку»[440].

Обращаю внимание на слово «семерка». Своей формализацией она была обязана как раз этому конфликту. На полях августовского пленума он разбирался на совещании пятнадцати — семнадцати ведущих членов ЦК. Сталин оказался в гордом одиночестве: даже Молотов не видел необходимости серьезно ломать копья из-за теоретических придирок. После этого Сталин подал уже письменное заявление об уходе[441]. Но отпускать Сталина с его поста по-прежнему никто не захотел, и «было выработано в первый раз нечто вроде писаной конституции насчет того, как нам жить дальше. У нас председательствовал тогда тов. Рудзутак, мы ему дали эту конституцию спрятать, а потом порвать»[442]. В соответствии с «конституцией» в состав «семерки» входили Бухарин, Зиновьев, Каменев, Рыков, Сталин, Томский, Куйбышев. Кандидаты в «семерку» — Дзержинский, Калинин, Молотов, Угланов и Фрунзе. Повестка дня заседаний «семерки», проходивших по вторникам, полностью совпадала с повесткой очередных, собиравшихся по четвергам заседаний Политбюро. Троцкий был отстранен от процесса подготовки решений.

Вдохновленные успехом в парировании атаки Сталина на теоретическом фронте, Зиновьев и Каменев решили развить контрнаступление, взяв под свой контроль московскую парторганизацию и поставив ее руководителем Николая Угланова, который работал у Зиновьева в Петрограде. Сталин не стал мешать. Как вспоминал Бажанов, «Молотов занялся отработкой Угланова». В совещательной комнате «я вижу Сталина, Молотова и Угланова. Угланов, увидев меня, побледнел, и вид у него был крайне испуганный… Я