Мир короля Карла I. Накануне Великого мятежа: Англия погружается в смуту. 1637–1641 - Сесили Вероника Веджвуд
Умеренные деятели в Южной Шотландии, а таких насчитывалось немного, были просто потрясены категорическим неприятием первого примирительного жеста короля. Но в итоге пришли к заключению, что, как они его назвали, «Антиковенант» был обыкновенной уловкой монарха. Поведение ковенантеров было неразумным, но их подозрения оправданными. Они получили случайное подтверждение этому, когда неожиданно для всех явилась пророчица Маргарет Митчелсон, дочь священника. Впав в транс, она говорила странные вещи об «Иисусе и Ковенанте», заявляла, что Ковенант был сотворен на Небесах, а королевский Символ проклят. Благочестивые верующие толпились у дверей ее жилища, в то время как она лежала в постели и произносила несвязные речи, а Уорристона так глубоко поразили ее откровения, что он взял ее к себе в дом. Она пророчествовала по много часов перед большой аудиторией, и здесь же присутствовали Роутс и Лорн.
В итоге Королевский совет в попытке проигнорировать политику короля нашел выход из трудного положения. Он отказался осудить новый протест ковенантеров и выслал копии Символа веры 1589 г. во все области Шотландии на подпись, при этом назначив ответственных за сбор подписей ведущих сторонников Ковенанта. Когда Гамильтон выступил против этого странного решения, члены Совета объяснили его тем, что эти люди, во-первых, занимают высокое положение в местном обществе и именно они являются его представителями, что соответствовало истине. И во-вторых, им было необходимо дать возможность проявить свою лояльность, что само по себе уже было абсурдным заявлением. Лорн, единственный среди членов Совета, который был самым крупным земельным собственником и обладал наибольшей властью, отказался в этом участвовать, объяснив это тем, что подобное мероприятие помешает людям сформулировать и предложить новые идеи в столь короткое время, остававшееся до открытия Церковной ассамблеи.
В конце концов королевский документ был подписан почти исключительно на землях клана Гордонов, особенно в Абердине. Усилия к этому приложил Хантли, возмущенный беспечной выходкой Монтроза этим летом, на которую он смотрел как на вторжение в сферу его влияния. Теперь он торжественно вошел в Абердин в сопровождении своих красивых сыновей и призвал горожан проявить лояльность и принять королевский Символ веры. Жители Абердина в большинстве своем подчинились, но Хантли был глубоко уязвлен отказом на подобные его требования к жителям Банфа и Инвернесса. Он собрал, как все говорили, солидные 12 тысяч подписей среди своих друзей, союзников и подчиненных.
Тем не менее для Хантли это был неудачный политический ход. Несмотря на то что сэр Томас Хоуп первым принял королевский Символ, большинство лордов Сессионного суда воздержались от его поддержки. Спустя шесть недель в результате серьезных размышлений сэр Томас позволил себе высказать мнение, которое окончательно убило обреченный документ. Он заявил Гамильтону, что Символ веры 1580 г. требовал от своих подписантов категорического отказа от епископата. Если это на самом деле было правдой и мнения Хоупа было для этого достаточно, то документ оказывался бесполезным и опасным для короля, и его не стоило реанимировать. Гамильтон тотчас перестал этим заниматься и сосредоточил все усилия на формировании послушного королю большинства для будущей Генеральной ассамблеи, которая должна была состояться в ноябре в Глазго.
Он сильно запоздал с этим и одновременно проявил равнодушие к этому делу. Ковенантеры начали организовывать себе поддержку с того самого момента, когда была назначена дата Ассамблеи. У них уже были намечены представители в большей части Шотландии, которые были людьми уважаемыми еще до того, как Гамильтон начал задумываться об этом. Шантаж и запугивание стали в то время распространенными методами ведения политической борьбы; банды наемников, которые сопровождали лордов, сторонников Ковенанта, держали в страхе всех своих оппонентов. Гамильтон постоянно жаловался, что его жизнь находится в опасности, и хотя его страхи были преувеличенными, но епископы Абердина, которые были наиболее последовательными сторонниками короля на Ассамблее, боялись даже решиться куда-либо поехать. Но Сэмюэль Рутерфорд, красноречивый пастырь, которого заставили замолчать несколько лет назад и изгнали в Абердин, путешествовал свободно и готовился принять участие в Ассамблее. Несчастные епископы, которые осмелились остаться в Шотландии, стали почти узниками в замке Глазго и жили под покровительством и защитой Гамильтона. В ожидании Ассамблеи они не имели покоя из-за постоянных нападок и оскорблений. Их обвиняли, естественно, в симпатиях папизму, в мирской суетности, в высокомерии и гордыне, а также в нарушении субботы, чревоугодии, пьянстве и блуде. Опустившаяся женщина, появлявшаяся тут и там с ребенком на руках, который, по ее утверждению, был незаконным сыном епископа Бречина, вызывала в народе всеобщее сочувствие.
Епископы предпочли бы, чтобы Ассамблея не состоялась, будучи уверенными, что она будет им только во вред. Гамильтон предложил им иной план. Он намеревался подвергнуть сомнению законность созыва Ассамблеи, если ковенантеры не позволят епископам присутствовать на ней. Если им в этом будет отказано, то он распустит собрание как неконституционное и заявит, что ковенантеры помешали намерению короля созвать свободную Церковную ассамблею.
Идея была хорошей, но снова ковенантеры обошли его. Они составили народную петицию к Церковной ассамблее, чтобы «так называемые епископы» предстали перед судом за свои многочисленные преступления. Эта петиция имела двойную цель: епископам, обвиненным или подозреваемым в преступлении, могли на законных основаниях запретить принять участие в Ассамблее, пока они не докажут свою невиновность. Петиция могла также использоваться в целях пропаганды, поскольку в ней приводился список предполагаемых преступлений епископов. Поздно вечером в субботу Гамильтон получил известие, что она будет на следующее утро прочитана с каждой кафедры в Эдинбурге. Он отдал спешное распоряжение запретить это мероприятие, но петиция показала, как низко упал авторитет королевской власти, и с этим уже ничего нельзя было поделать.
Обе стороны к этому времени уже почти ничего не говорили о якобы их стремлении к миру. Несмотря на установленную королем блокаду, генерал Лесли в небольшой рыбацкой лодке сумел незаметно проникнуть в Шотландию и занялся там организацией армии, его часто можно было видеть в компании Роутса. Передавали, что, когда ему сообщили, что король начал спешно укреплять Бервик и Ньюкасл, он сказал, что лучше бы Карл занялся укреплением Пяти портов, пока протестантские армии Европы не пришли на помощь их шотландским братьям, напав на короля в его собственной стране. Король в Уайтхолле образовал Комитет Тайного совета, который должен
