Игорь Губерман - Вечерний звон
В некоем большом российском городе все это было. К моему приятелю-врачу повадилась ходить лечиться дружная компания каких-то мелких бизнесменов (а возможно – и бандитов, это нынче трудно различить). Шестеро их было, если память мне не изменяет. И один однажды заявился с общей просьбою от всех. Им необходим был срочно венеролог, только непременно – свой, надежный человек. Поскольку только что все шестеро одновременно подхватили триппер, а еще успели передать его и женам. И не только вылечить их всех был должен врач, но и шепнуть их женам, что не гнусный это триппер, а обычный вирус, часто попадающийся в банях – даже в самых фешенебельных и чистых. Мой приятель им немедленно врача сыскал, но любопытства удержать не мог и с осторожностью спросил, как ухитрились заразиться они вместе и одновременно. И посланец снисходительно ответил:
– Презентация, профессор!
А еще бывают пошлыми – причины, по которым совершаются прекрасные на первый взгляд поступки, только, если присмотреться к их истокам, восхищение сникает. У меня такое тоже тесно связано с Сашей Ароновым, которого я преданно любил. Одна из его давних жен была немыслимо слаба на передок. При этом волновали ее – только творческие личности. Похоже, это качество она ценила много выше остальных мужских достоинств. Те, на кого падало ее недолгое внимание, о нем нисколько не болтали, проявляя деликатность и сочувствие. И вдруг узнал я, что один поэт повсюду хвалится своим успехом у любвеобильной этой дамы. Так за Сашку стало мне обидно! До поры, пока в Молчании все это протекало, мне настолько не было обидно. И когда мне сообщили (мы сидели где-то, выпивая), что в кафе неподалеку обретается этот болтун с приятелем, немедленно и я туда помчался. И дождался я, покуда они вышли, и влепил пощечину хвастливому поэту. Но за те минуты, что он делал вид, как будто порывается ответить тем же (аккуратно позволяя своему приятелю удерживать его), настолько я себя конфузно чувствовал, что помню это до сих пор. Чью честь я защищал? О легковейности порывов Сашкиной жены все знали и без этого злосчастного поэта, и ужасно пошлой (а ничуть не рыцарской) теперь мне виделась сама пощечина моя. Заметить еще надо, что поэт был невысок, телосложения изящного, и риска, что побьют, у меня не было. Поэтому еще слегка паскудным было явленное действо. Только это пронеслось в башке моей, когда я свою глупость уже сделал. Я много лет спустя перед поэтом извинился, кстати – он пожал плечами и сказал, что ничего не помнит. И опять я молча мудаком себя назвал.
Я сейчас подряд любое вспоминаю, чтобы оттянуть то главное, ради чего я, собственно, главу эту затеял. В собранном мной перечне той пошлости, с которой мы все время сталкиваемся по жизни, оказалось нечто, чем я сам давно грешил с огромным удовольствием. Когда приходит в голову какое-нибудь значимое имя, то ужасно тянет изречение к нему пришпилить. Не цитату, нет, избави Господи, а что-нибудь пустяшное, банальное и бытовое. Такое нечто, напрочь приземленное. И это совмещение высокого и низкого (звучащего для слуха имени – с расхожим пустозвонством) становится забавным и читабельным. И более того – становится игрой. На этом я попался и немедленно втянулся. Сочинить хотел один-единственный пример, а провалился – в зыбкую и дивную пучину. Я подряд два дня как будто бы отсутствовал: я ел и пил, чинил машину, был в гостях и принимал участие в каких-то разговорах, но на самом деле – непрерывно сочинял четверостишия. И я бы даже вдохновением назвал эту блаженную отключку, но не поднимается рука на святотатство. Всю скоропалительно возникшую продукцию вставлять в текущие стихи – никак не получалось. И решил я поместить отдельно краткий опыт обращения с почтенной древностью. Случился, дескать, у порывистого автора недолгий приступ неоклассицизма. Изысканная будет у меня прокладка между главами, подумал я конфузливо и нагло.
А прокладка эта – и название имела: «Грецкие огрехи». Но по ходу вольных измышлений властно вклинились мыслители других народов. И название пришлось переменить.
БРЫЗГИ АНТИЧНОСТИ
Предупреждал еще Гораций -поэт, философ, эрудит,что близость муз и дружба грацийжитейской мудрости вредит.
Учил великий Аристотель,а не какой-нибудь балбес,что похотливость нашей плоти -совсем не грех, а дар небес.
Как нам советовал Овидий,я свой характер укрощаю,и если я кого обидел,то это я ему прощаю.
Не зря учил нас Гиппократ(а медик был он – первый номер):«Болеть – полезней во сто крат,чем не болеть, поскольку помер».
Есть очень точная страницав пустых прозрениях Платона:что скоро будет честь цениться -дешевле рваного гондона.
Отменной зоркости примерсыскался в книге Теофраста:пластичность жестов и манер -заметный признак педераста.
Я оценил в Левкиппе вновьего суждения стальные:«Кто пережил одну любовь,переживет и остальные».
Хотя Сафо была стервоза,но мысли – стоят дорогого:«Своя душевная заноза -больней такой же у другого».
Сказал однажды Геродот,известный древности историк,что грешник подлинный лишь тот,кому запретный плод был горек.
Заметил некогда Сенека,явив провиденье могучее,что лишь законченный калекане трахнет женщину при случае.
А чуткий к запахам Хилонвесьма любил, как пахнут кони,но называл одеколон -«благоуханием для вони».
Великий скульптор Поликлетваял роскошно и сердито:кто б ни заказывал портрет,он вылеплял гермафродита.
Был Демосфен оратор пылкойи непосредственной замашки,а если бил кого бутылкой -рука не ведала промашки.
Полезно в памяти иметьсовет интимный Авиценны:«Не стоит яйцами звенеть,они отнюдь не звоном ценны».
Прочел у некоего грека(не то Эвклид, не то Страбон),что вреден духу человекаизлишних мыслей выебон.
Писал когда-то Еврипид,большой мастак в любви и спорте:«Блаженный муж во сне храпит,а не блаженный – воздух портит».
Прекрасно умственной отвагойу Архимеда изречение:«Утяжеленность пьяной влагойприносит жизни облегчение».
В саду своем за чашкой чаясказал однажды Фукидид:«Мудрец живет, не замечаятого, про что кретин – галдит».
Был молод циник Диодор,но у него дыханье сперло:соленый мелкий помидорпопал в дыхательное горло.
Признался как-то Эпикур,деля бутылку на троих,что любит он соседских кур -гораздо больше, чем своих.
Жил Диоген в убогой бочке,но был он весел и беспечени приносил туда цветочки,когда гречанку ждал под вечер.
Как объяснил друзьям Эсхил,заплакав как-то ближе к ночи:«Когда мужик позорно хил,ему супругу жалко очень».
Виноторговец Аристиппничуть умом не выделялся,но был такой распутный тип,что даже скот его боялся.
Когда ученая Аспазияплоды наук в умы внедряла,то с мужиками безобразия -на манускриптах вытворяла.
Любил себя хвалить Гомер,шепча при творческих удачах:«Я всем векам даю пример,слепые видят зорче зрячих».
Легко слова Эзопа этико всем эпохам приложить:«Хотя и плохо жить на свете,но это лучше, чем не жить».
Весьма ученый грек Фалесдавал советы деловые:«Не заходи бездумно в лес,который видишь ты впервые».
Был тонкий логик Эпидод,писал он тексты – вроде басен:«Дурак не полностью – лишь тот,кто с этим полностью согласен».
С людьми общался Архилохбез деликатности и фальши:«Пускай ты фраер или лох,но если жлоб – отсядь подальше».
Был Горгий – истинный философ:людей в невежестве винили тьму загадочных вопросовеще сильнее затемнил.
Жил одичало Эпиктет -запущен дом, лицо не брито,но часто пил он тет-а-тетс женой соседа Феокрита.
Пиндар высоким был поэтом,парил с орлами наравне,но успевал еще при этомколлегу вывалять в говне.
Сказал философ Парменид,не допускавший верхоглядства,что каждый день его тошнитот окружающего блядства.
Одна из мыслей Эмпедокламне исключительно любезна:«Чья репутация подмокла,сушить такую – бесполезно».
Блуждал по небу взор Лукреция,раскрыт был мир его уму,и вся мифическая Грециябыла до лампочки ему.
С похмелья раз Анаксимандрузрел природы произвол:близ дома росший олеандрбольшими розами зацвел.
Не зря писал Экклезиаст,и я в его словах уверен:«Опасен тот энтузиаст,который всех пасти намерен».
Был очень мудрым Демокрит,и вот ума его творение:«Когда душа в тебе горит,залей огнем ее горение».
Учил угрюмый Ксенофан,что мир обрушится в итоге,поскольку неуч и профанповсюду вышли в педагоги.
Зенон, кидая крошки в рот,заметил в неге и покое,что бездуховен только тот,кто знает, что это такое.
В театре сидя, Анахарсисуже почти что задремал,но испытал такой катарсис,что стал заикой и хромал.
Приятно мне, что старший Плинийсо мною схож во вкусах были плавность нежных женских линийвесьма и всячески любил.
А младший Плиний в тот моментписал совсем иные книжки,поскольку был он импотенти знал о ебле понаслышке.
Молился Зевсу жрец Пирейи от судьбы не ждал злодейства,но слух пошел, что он еврей,и с горя впал он в иудейство.
Солон писал законы все,чтоб обуздать умы и души,но сам один из них нарушил,за что в тюрьму позорно сел.
Сказал однажды Заратустра,что слышал он, как пела птица:«Не надо, люди, слишком шустропо этой жизни суетиться!»
Состарясь, ветхий Ганнибалв тени от лавра за колодцемдетишкам байки загибал,что был великим полководцем.
Как сам Лукулл, не мог никтоперед едой произнести:«Всегда идет на пользу то,что вред не может принести!»
И духом был неукротимый,и реформатор был Пиррон,нанес весьма он ощутимыйхозяйству Греции урон.
Мирил соседей Гесиод,когда они бывали злы:«Над нами общий небосвод,а вы ругаетесь, козлы!»
Рассеян был Аристобули влип однажды в передрягу:чужие тапочки обул,и в рабство продали беднягу.
У геометра Филолаябыла культура тех веков,и, сластолюбием пылая,он еб своих учеников.
Тоска томила Протагора,когда шептались прохиндеи,что он украл у Пифагорасвои несвежие идеи.
Все брали в долг у Феогнида,не отказал он никому,но иногда, такая гнида -просил вернуть он долг ему.
Напрасно мучился Конфуций,пытаясь к разуму воззвать:«Не надо свой отросток куцыйкуда ни попадя совать!»
Учил маневру Ксенофонт(вояка был поднаторевший):«Бери противника на понт,пуглив и робок враг забздевший».
От чина к чину рос Люцилий,но потерял, увлекшись, меру:сошелся он с еврейкой Цилей,чем погубил свою карьеру.
Весьма гордился Поликрат:на рынке мудрость победила,и сдался споривший Сократ,ему сказав: «Ты прав, мудила!»
Учеников Анаксиментому учил больших и малых,что крутость резких переменродит мерзавцев небывалых.
Анакреон не знал сомнений,пробормотав на склоне лет:«Какой ни будь мудрец и гений,а тоже ходишь в туалет».
Весь век нам в это слабо верится,но Гераклит сказал однажды,что глупо смертному надеятьсяодну бутылку выпить дважды.
Оглянись вокруг себя
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});