Светлана Аллилуева - Далёкая музыка

Конечно, в Принстоне все еще было множество доброжелательных по отношению к нам людей. Мой адвокат по налогам — Элис Брейвман, уже упомянутая выше, относилась ко мне всегда ровно, без всяких перемен в течение одиннадцати лет, во время которых она занималась оформлением моих налогов. Ее уважали в Принстоне, откуда она была родом, за самоотверженную работу — казалось, она никогда не отдыхала, когда наступали «роковые» дни уплаты налогов…

«Элис! Я хочу чтобы все осталось у меня в кармане!» — такой плакатик висел в ее небольшой приемной, где мы ждали ее, читая журналы. Мечта, выраженная каким-то типичным налогоплательщиком, была неосуществима, но Элис зорко следила, чтобы ее клиенты не слишком страдали от того самого дяди Сэма, о котором я прочла совсем иной плакатик в Калифорнии: «Господь дает, дядя Сэм берет».

Элис, маленького роста, совсем коротышка, с добрейшим лицом, какие бывают у пожилых больничных сиделок, любила хорошие драгоценности, которые с удовольствием носила. Она просиживала с каждым клиентом столько времени, «сколько вам нужно». Другие могли ждать. От нее я получила первые инструкции об американских налогах, но было уже поздновато. Это Гринбаум, Вольф и Эрнст должны были бы дать мне какие-то первоначальные сведения о стране, куда меня привезли жить, издать мои книги и — очевидно — платить налоги. Я пробыла долгое время в неведении, и Элис пришлось просвещать меня с большим опозданием. Мы все обожали ее и, конечно, были бы абсолютно беспомощны без нее!

…И вот мы вдруг узнали, что у Элис — рак желудка и что ее будут оперировать. Тогда мы вспомнили, что последнее время она в самом деле была странно похудевшей. Но она все еще улыбалась нам своей материнской улыбкой (у нее не было семьи) и просиживала с каждым из нас долгие часы. О, нет — она не могла умереть! Без нее, без ее конторы в доме № 1, по Палмер-сквер не будет больше Принстона! Но ее не стало вскоре после операции. Она была слабой, интеллигентной, уставшей от переутомления и работы, женщиной. Тело не имело сил бороться, хотя дух ее был силен.

Несколько человек пригласили меня в синагогу, где служили заупокойную службу о ней. Собралось очень много людей, а я была в синагоге впервые в жизни. Было так хорошо видеть столько людей, пришедших молиться о душе женщины, не имевшей своей семьи: ей просто было некогда! Она занималась нами всеми.

Столь знакомые тексты из Ветхого Завета и Псалмов звучали как-то совсем по-другому в этом храме, — возможно, здесь они звучали в их первозданной красоте и силе. Служба была простая, преисполненная достоинства, лишенная всякой сентиментальности. Единство всех присутствовавших здесь было несомненным, глубоким, древним… Мои друзья, которые вообще не посещали никакую церковь, были также под сильным впечатлением. Для меня это впечатление силы и единства было незабываемым.

Но Элис не ушла просто так. Она позаботилась о своих клиентах, годами зависивших от нее. Она выбрала фирму, которая должна была заменить ее. И выбрала сама адвоката для каждого своего клиента. Мы обнаружили, когда время пришло, что у нас все в порядке, и что кто-то другой, назначенный самой Элис, уже занимается нашими налогами. Это было даже больше, чем можно было ожидать! Такие люди не забываются, и давно уже, оставив Принстон, я все еще часто вспоминаю маленькую женщину с добрым лицом.

То раннее осеннее утро было туманным, и все было покрыто капельками воды — листья деревьев и кустов, трава, розовые кусты с еще множеством бутонов. Воздух был теплым, но трудно было дышать — это нередко в Нью-Джерси. Высокая влажность воздуха разрушительна для автомобилей, для зданий, для здоровья человека, но растения любят это. Я отвезла мою дочку в школу, красиво раскинувшуюся среди леса и гранитных валунов, и проехала немного дальше в лес: просто, чтобы полюбоваться красотой осени.

Мне было приятно, оттого что я знала эту школу многие годы, знала все местные дороги, знала этот город и эти окружавшие его леса. Я всегда чувствовала себя здесь на своем месте, как и моя дочь была на своем месте в этой прекрасной школе.

Всегда, смотря на природу как на храм Бога, я чувствовала себя так хорошо здесь, вдали от людей, идей, газет, технических приспособлений и толп. Человек еще не изобрел ничего лучше, чем эти деревья, ручьи и леса «Если бы человек смог быть более смиренным перед природой, стоя лицом к лицу с Вселенной, то, возможно, удалось бы спасти нашу планету», — думала я. Порция неприятных новостей по радио этим утром уже отравила этот день. Люди портят друг другу жизнь с самого утра. Но природа всегда предлагает нам утешение и возвращает нас к равновесию.

Дорога проходила через старый дубовый лес, где деревья были высокими и тонкими, а ниже ярусом росли осины и догвуды. Я привозила Ольгу в школу по этой дороге в течение пяти лет, ежедневно, и наблюдала этот лес в различные времена года.

Весной в то время, когда дубы были еще обнаженными наверху, догвуды были здесь, как белая пена. Сейчас листья догвудов становились красными и облетали. А дубы золотились высоко наверху в своей славе. Легкая дымка тумана наполняла лес, делая все нереальным, как прозрачный ландшафт на китайской акварели.

В этом году стоял необыкновенно теплый ноябрь. По ошибке зацвела форсития, и ее ярко-желтые цветы выглядели странно в это время года. Некоторые вишневые деревья покрылись застенчивыми бледными цветами, совсем не такими, как это бывает весной. Эти цветы выглядели хрупкими, готовыми облететь в любой момент. И вправду, вскоре пришли холода и уничтожили это неурочное цветение.

Теперь холодный воздух был чист и прозрачен. Солнце ярко светило и трава была ярко-зеленой, слишком яркой для этого времени года. Сильного мороза еще не было, но он скоро убьет траву, высушит ее, она побуреет. Дни были прохладными и солнечными.

Вокруг был покой, чувствовалось, что вскоре природа войдет в свой обычный курс. В воздухе стояло удовлетворение, это было видно по деревьям, наслаждавшимся прохладой после долгого жаркого лета.

К концу дня я иногда выезжала из города, чтобы взглянуть на закат. Сегодня западная часть неба была ярко-золотой: это был яркий, торжествующий закат. Он становился постепенно все краснее и краснее, обозначая холодную ночь впереди. Очень высоко в небе облака, как длинные перья, слегка покраснели, а ниже к линии горизонта небо стало зеленым. На этом желто-зеленом фоне черные кружевные силуэты нагих деревьев были четки и неподвижны. В воздухе стоял покой и уверенность приближающейся зимы.

Но в этот год что-то было перепутано там вверху, откуда погода спускается к нам на землю… Те необыкновенно теплые дни поздней осени были странными, как запутавшаяся весна. И удивление было разлито вокруг, свежий аромат удивления наполнял сердце ожиданием весны, волнением неожиданности. Тайная радость наполняла все вокруг, радость, у которой нет причины. Радость бытия.