Алимжан Тохтахунов - Мой Шелковый путь

— Нет.

— Вот и я так думаю…

Меня удивила такая трогательная забота коменданта. Не сразу я догадался, что он по-прежнему надеялся получить от меня майку или фотографию с автографом Мальдини.

Впрочем, не нужно думать, что в венецианских застенках курорт. По сравнению с российскими тюрьмами это действительно почти пионерский лагерь. И все-таки там жили заключенные, а не свободные граждане. Многие из них были преступниками, употребляли наркотики, отличались буйным нравом. И с ними не церемонились, когда они нарушали порядок. Пару-тройку раз мне довелось наблюдать, как разбуянившихся заключенных приводили «в норму» слезоточивым газом и резиновыми дубинками, молотя ими по голове и по спине без всякого сожаления… Но такое случалось не часто.

Когда в нашу камеру привели русского парня, в дальнем конце коридора как раз кого-то наказывали. Провинившийся отчаянно сопротивлялся и ругался, а хлесткие удары дубинок звонко разносились по тюрьме. Макс молча вошел и уныло обвел нас глазами.

— Чего в дверях стоишь? Проходи, — сказал я по-русски.

— Вы русский? Боже, какое счастье! — обрадовался он.

— Ты тоже русский? — удивился я.

Мы сразу перешли на «ты». Макс начал жадно расспрашивать меня обо всем, в том числе и о причине моего заключения. Я ему сунул газету.

— Здесь все написано. Читай, если хочешь.

Он полистал, прочитал заголовки.

— Так это все про тебя! Олимпийский скандал!

Я предложил ему кофе.

— Кофе? В тюрьме? — не поверил он.

Когда я очутился в этой тюрьме, тоже не поверил, что здесь можно пить кофе. Но больше всего его удивили белые простыни.

— Чистота какая! Давненько я не спал на такой постели.

Он нашел в куче белья носки, постирал их, попросился в душ, а потом с удовольствием вытянулся на кровати.

— Хорошо-то как, Алик! Просто божественно.

По его лицу было видно, что он по-настоящему счастлив. Скорее всего, Макс намучился, бродяжничая, спать приходилось где попало. В первый же день он поведал мне историю своей жизни.

Он родился где-то на Севере. Когда ему было не больше года, его мама вышла замуж за какого-то кавказца — то ли кабардинца, то ли дагестанца. И Макс долго считал этого мужчину родным отцом. Потом они переехали на Кавказ. В восемнадцать лет мама призналась ему, что это не родной его отец.

— А где же мой настоящий?

— Он погиб в Афганистане. Там многие погибали. Я получила похоронку, но тела не видела. Был цинковый гроб, который не позволили открыть. А что там в гробу, чье тело, чьи кости?..

Узнав об этом, Макс сильно затосковал. Он будто на себя примерил смерть родного отца. Пришел к родителям и рассказал о своем состоянии.

— Мне очень плохо. Жить не хочу, но руки накладывать на себя не желаю, потому что это позорно. Мужчина не должен превращаться в беспомощную тряпку. Я вырос на Кавказе и впитал его дух. Хочу уйти из жизни достойно.

— Что ты задумал? — заволновалась мать.

— Уйду в армию. Воевать буду. Сейчас в Чечне идет война. Помоги на войну попасть, отец, — обратился он к отчиму.

Тот потускнел, но не стал противиться, хотя мать бросилась сыну в ноги с криком: «Не пушу!»

Макс все-таки отправился в Чечню и воевал там три года.

— Алик, — говорил он мне, — я искал там смерть, но не мог найти ее.

А я слушал его растроганно.

— Оказывается, умереть не так легко, как это представляется, — рассказывал Макс. — В крови и дерьме спал. Искал смерть, лез в самое пекло, но смерть обошла меня стороной. Друзья погибали, а я выжил…

За три года он получил три тысячи долларов. Отслужив, вернулся домой, но не мог найти себе применения. Маленький город стал тесен для него, привыкшего к пьянящему военному раздолью. И вот кто-то сказал ему, что можно отправиться рабочим в Италию. На паспорт, визу, билеты и прочие документы ушло много денег.

В Италию он попал, но на работу его никто брать и не собирался. У него отобрали оставшиеся деньги и оставили на улице. Оказалось, что он связался с обыкновенными мошенниками. Начал воровать, грабить, чтобы не умереть с голоду. Два месяца прошлялся, но понял, что так жить не может, что это не по-человечески. Заграница вызывала у него отвращение, и он решил возвратиться на родину. Но как? Денег-то не взять неоткуда. И юноша опять ограбил кого-то и купил билет на поезд. На радостях напился и уснул в вагоне. Когда же появилась полиция, то он не смог спьяну найти свой паспорт, поэтому его забрали для установления личности. Так Макс попал в тюрьму. Впрочем, во время обыска в тюрьме паспорт нашелся.

— Теперь я жду суда, — кисло закончил Макс. — Как я хотел бы задержаться здесь подольше, Алик, чтобы с вами рядом побыть. Мне давно не попадались душевные люди, а с вами так легко разговаривать.

Через два дня состоялся суд, и Макса отправили в Россию. Надеюсь, он нашел свое место в жизни.

Он уехал, и я опять остался без русского собеседника — один на один с моими невеселыми мыслями и пошлыми газетными статейками. Я устал от грязи, заполнявшей газетные строки, мне опротивело читать «новости» о себе, в которых все было неточно, размыто и гаденько. Из газет я узнал, что владею огромной недвижимостью в Италии, Франции и Германии, хотя единственная моя собственность в Европе — это квартира в районе Паси. Журналисты упорно повторяли, что меня арестовали на моей вилле в Форте деи Марми, хотя эта вилла никогда не принадлежала мне. Кстати, в то время в Форте деи Марми почти не было русских. Хозяева виллы предложили мне ее за миллион евро, но я не купил. Зато мой арест послужил рекламой для Форте деи Марми: уже на следующий год на этот курорт началось настоящее паломничество русских. Ну как же — там жил сам Тохтахунов! Тот самый Алимжан Тохтахунов, который «купил всех олимпийских судей»! А если Тохтахунов нашел для себя где-то дом, значит, там очень хорошо! В результате в Форте деи Марми сейчас скуплено русскими больше половины домов, а вилла, которую я снимал, была продана за три миллиона евро…

После томительного ожидания я услышал от адвоката, что заседание суда, которому предстояло решить мою участь, состоится в ноябре. Мы встречались с Лукой Сальдарелли, моим итальянским адвокатом, почти ежедневно и подробно обсуждали все вопросы, которые могли подниматься в суде, и все подвохи, которых можно ожидать от прокурора.

— Алимжан, — сказал мне Сальдарелли, — если бы за всем этим абсурдом не стояли американцы, то решение о вашем освобождении было бы принято уже давно. Собственно, и задержания никакого не было бы. Но Америка — монстр, против которого трудно бороться. Вы должны понимать, что результат судебного заседания может быть самым неожиданным. Газеты муссируют не тему этого заседания, а тему вашего будущего тюремного заключения в США. Создан информационный фон, который предполагает, что решение о вашей экстрадиции в США уже принято. Это не может не влиять на процесс.