Литтон Стрэчи - Королева Виктория

Вскоре мистер Скотт несколько утешился, построив в своем любимом стиле отель Сан-Панкрас. И теперь его ждала еще одна и даже более приятная задача. «Моя идея мемориала, — писал он, — заключается в возведении свода, защищающего статую принца; и к его особенностям можно отнести то, что свод до некоторой степени сконструирован по принципам древних алтарей. Эти алтари были моделями воображаемых зданий, которые в реальности никогда не существовали; и я тоже хочу воспроизвести одну из таких воображаемых структур с ее драгоценными материалами, отделкой, раскраской и т. д. и т. п.». Его идея была особенно удачной, поскольку случилось так, что аналогичная концепция, хотя и в значительно меньшем масштабе, приходила в голову самому принцу, который сконструировал и изготовил по этой модели несколько серебряных сервировочных столиков. По требованию королевы место было выбрано в Кенсингтонском саду, как можно ближе к месту Великой Выставки, и в мае 1864 года заложили первый камень. Работа оказалась долгой и сложной. В строительстве было занято великое число рабочих, не считая нескольких дополнительных скульпторов и мастеров по металлу, работавших под личным руководством мистера Скотта, причем все наброски и модели предъявлялись Ее Величеству, которая скрупулезно вникала во все детали и постоянно выдавала рекомендации по улучшению конструкции. Обрамляющий основание монумента фриз был сам по себе очень сложной работой. «Если взять его в целом, — сказал мистер Скотт, — то это, вероятно, одно из самых сложных скульптурных произведений, когда-либо существовавших, представляющее собой непрерывную череду скульптурных изображений самого искусного исполнения в виде горельефа в натуральную величину, более чем 200 футов длины и состоящего почти из 170 фигур, выполненных из наилучшего мрамора». После трех лет изнурительного труда мемориал был все еще очень далек от завершения, и мистер Скотт предположил, что неплохо бы устроить для рабочих обед, «дабы выразить свою благодарность за их мастерство и энергию». Насколько нам известно, «из строительных досок в мастерских соорудили два длинных стола и за отсутствием скатертей покрыли их газетами. Поместилось более восьмидесяти человек. В изобилии подавались говядина, баранина, сливовый пудинг и сыр, и все желающие получили по три пинты пива, а для непьющих, которых оказалось немало, подавали имбирное пиво и лимонад… Многие рабочие произносили тосты, почти все они начинались словами: „Слава тебе Господи, что все мы здоровы“; некоторые упоминали распространенную среди них трезвость, другие подчеркивали почти полное отсутствие брани, и все говорили, как они рады и горды тем, что участвуют в столь великой работе».

Строительство сооружения постепенно близилось к концу. Во фризе вырубили сто семидесятую фигуру в натуральную величину, возвели гранитные колонны, мозаикой выложили аллегорические фронтоны, установили четыре колоссальные статуи, олицетворяющие великие христианские добродетели, и четыре другие колоссальные статуи, олицетворяющие великие моральные добродетели, высоко над землей, на сверкающих шпилях, установили восемь бронзовых скульптур, олицетворяющих великие науки — Астрономию, Химию, Геологию, Геометрию, Риторику, Медицину, Философию и Физиологию. Особое восхищение вызвала статуя Физиологии. «На левой руке, — читаем мы в официальном описании, — она держит новорожденного младенца, олицетворяющего собой развитие высочайшей и наиболее совершенной из физиологических форм; правой рукой она указывает на микроскоп, инструмент, позволивший исследовать мельчайшие виды животных и растительных организмов». Наконец, вершину плеяды все уменьшающихся ангелов, опирающихся по четырем углам на четыре континента из белого мрамора, увенчали позолоченным крестом, и через семь лет, в июле 1872 года, монумент был открыт для публичного доступа.

Но прошло еще четыре года, прежде чем центральная фигура была готова к установке под звездным куполом. Создал ее мистер Фоли, хотя одна деталь была навязана скульптору мистером Скоттом. «Я считаю, что поза должна быть сидячей, — сказал мистер Скотт, — поскольку она лучше передает присущее царственному персонажу достоинство». Мистер Фоли с готовностью подхватил идею начальника. «Позой и выражением, — сказал он, — я постарался передать высокое положение, характер и просвещенность фигуры и создать ощущение живого разума, проявляющего активный интерес к вечным стремлениям цивилизации, аллегорически воплощенным в окружающих фигурах, группах и рельефах… Дабы связать эту фигуру с одним из наиболее замечательных предприятий в жизни принца — Международной выставкой 1851 года — в правую ее руку вложен каталог промышленных экспонатов, демонстрировавшихся на этой первой в истории человечества всемирной экспозиции». Статуя была выполнена из позолоченной бронзы и весила почти десять тонн. Справедливо полагали, что простого слова «Альберт» на пьедестале будет вполне достаточно.

Глава VIII

МИСТЕР ГЛАДСТОН И ЛОРД БИКОНСФИЛД

Смех лорда Пальмерстона — странное металлическое «ха! ха! ха!», звучавшее с переливами со дней Питта и венского конгресса, — не раздавался уж на Пикадилли; лорд Джон Рассел все больше дряхлел; лорд Дерби нетвердой походкой сошел со сцены. Начался новый акт пьесы, и появились новые герои — мистер Гладстон и мистер Дизраэли, — борющиеся между собой в свете прожекторов. Виктория, расположившись поудобнее, с увлечением и интересом, который она неизменно питала к политике, наблюдала за происходящим. Ее предпочтения оказались совершенно неожиданными. Мистер Гладстон был последователем почитаемого ею Пила и пользовался одобрением Альберта; мистер Дизраэли с отвратительной злобой свалил сэра Роберта, и Альберт говорил, что он «не имеет в себе ничего джентльменского». И все же она взирала на мистера Гладстона с постоянно нарастающими подозрением и неприязнью, в то время как его соперника щедро одаривала доверием, уважением и любовью, каких едва ли удостаивался сам лорд Мельбурн.

Ее отношение к министру-тори внезапно переменилось, когда она обнаружила, что он единственный среди всех уважает ее чувство печали по Альберту. Об остальных она могла сказать: «они жалеют меня, а не мою скорбь»; но мистер Дизраэли ее понимал, и все его соболезнования принимали форму почтенных панегириков усопшему. Королева заявила, что он «единственный, кто понимал принца». Она начала выказывать ему особое благоволение; она выделила ему и его жене два почетных места в церкви Святого Георга на бракосочетании принца Уэльского, пригласила его переночевать в Виндзоре. Когда Палата Общин решала вопрос о субсидии на мемориал Альберта, Дизраэли, как лидер оппозиции, в красноречивой речи поддержал проект. В награду он был пожалован копией речей принца в белом сафьяновом переплете и с дарственной надписью королевской рукой. В благодарственном письме он «осмелился коснуться священной темы» и со сдержанностью, мастерски перекликающейся с чувствами его корреспондента, пустился в пространные рассуждения об абсолютном совершенстве Альберта. «Принц, — сказал он, — единственный известный мистеру Дизраэли человек, достигший Идеала. Никто из знакомых ему людей даже близко к этому не подошел. Он сочетал в себе мужественную грацию и возвышенную простоту рыцарства с интеллектуальным блеском аттической академии. Единственным персонажем английской истории, который до некоторой степени к нему приближается, можно считать лишь сэра Филиппа Сиднея *: тот же высокий тон, то же общее совершенство, та же смесь мягкости с силой, то же редкое сочетание романтической энергии и классического спокойствия». Что же касается его личного знакомства с принцем, это были, по его словам, «одни из самых приятных событий в жизни: полные чистых и прекрасных воспоминаний и оказавшие, как он надеется, благотворное и целебное влияние на всю его последующую жизнь». Виктория была крайне тронута «глубиной и тонкостью этих чувств», и с этого момента ее привязанность к Дизраэли была гарантирована. Когда в 1866 году к власти пришли консерваторы, Дизраэли занял пост министра финансов и председателя палаты, что еще более сблизило его с монархом. Двумя годами позже лорд Дерби ушел в отставку, и Виктория с радостью и необычной любезностью приветствовала Дизраэли на посту премьер-министра.