Георгий Метельский - До последнего дыхания. Повесть об Иване Фиолетове
Фиолетову не раз приходилось начинать свое сообщение с горького признания: «Не справились… не сумели». Каждую неудачу в порученном ему деле он переживал как собственную, докладывая, очень волновался, бледнел, и, даже не слыша слов, можно было догадаться, хорошо или плохо прошел для него прожитый день. Ответственность и вину всего совнархоза Фиолетов брал на себя. Сегодня было иначе.
— Вчера мы добыли рекордное количество нефти — миллион триста тысяч двести один пуд. — Фиолетов помнил наизусть все цифры. — Отправили в Советскую Россию миллион сто. После национализации торгового флота моряки в полтора, в два раза увеличили ежедневную отгрузку. Хотя положение с нефтеналивным флотом продолжает оставаться напряженным.
Вторым стоял вопрос о хлопке, который поступал из Персии, спрессованные, перевязанные шпагатом большие тюки. Из них делали не только солдатские гимнастерки и женские платья, но и взрывчатку, такую нужную, чтобы разорвать полыхающее, стреляющее, кричащее кольцо окружения молодой республики.
Фиолетов доложил комиссарам, что в адрес Совнархоза РСФСР отправлено с начала навигации полтораста тысяч пудов сырца. Но этого мало.
— Выход? — спросил Шаумян.
— Покупать у наших крестьян на Апшероне.
Денег у Бакинской коммуны было мало. Пятьдесят миллионов рублей, взысканных с нефтепромышленников, почти все ушли на формирование красноармейских отрядов. Пятьдесят миллионов рублей, только что выделенные всероссийским правительством, еще не поступили.
— Хорошо, заключайте договора с крестьянами. Средства найдем.
Долго и велеречиво говорил комиссар продовольствия Цибульский. Фиолетов смотрел на его полное лицо, тугое щеки, упитанную фигуру, потом переводил взгляд на осунувшегося Алешу, на светящуюся от худобы Надю Колесникову. Делать из этого выводы было рано, но неприятный осадок на душе все же оставался.
— В Ленкоранском уезде скошено все сено, — продолжал Цибульский. — Уборку хлеба там начнут через десять дней.
— Скажите, сколько зерна прибыло вчера в Баку? — спросил Фиолетов.
— К сожалению, — Цибульский развел руками, — очень мало. Но причин для беспокойства нет. Хлеб в пути!
Фиолетов однажды бывал на Шандрюковской пристани и знал, как там трудно. О хлебе для пролетариев Баку позаботилась Москва. Его закупили на Северном Кавказе, но железные дороги были в руках белых, и зерно доставляли кружным путем — через Кизляр. Оттуда до Шандрюковской пристани — шестьдесят две версты — его везли на подводах, там грузили на лодки или плашкоуты и по мелководью тащили еще семь верст к стоявшим на рейде судам. В шторм всякие работы прекращались.
Доклад Цибульского Шаумян слушал нахмурясь.
— Я не разделяю оптимизма комиссара продовольствия, — сказал он. — Положение с хлебом катастрофическое. И если через несколько дней оно не улучшится, мы вынуждены будем освободить товарища Цибульского от занимаемой должности…
Остальные вопросы решили быстро. Несмотря на трудное финансовое положение, по просьбе комиссара просвещения Колесниковой учителям отпустили жалованье за каникулярные летние месяцы. Рассмотрели заявление матери убитого служащего почтового вагона и постановили выдать ей трехмесячное пособие.
— А теперь, как обычно, составим сводку новостей для Владимира Ильича, — сказал Шаумян. — О добыче нефти за неделю я уже записал. Что еще?
— Может быть, о новом «Союзе инженеров и техников», стоящем на точке зрения Советской власти? — предложил Фиолетов.
— Который, кстати, создан по инициативе председателя совнархоза… Отлично!.. Мешади. — Шаумян посмотрел на Азизбекова. — Вы только что вернулись из провинции. О чем мы доложим товарищу Ленину?
— Доложить есть о чем, товарищ Степан. Советскую власть признала последняя деревня на Апшеронском полуострове.
— Прекрасная новость для Владимира Ильича!.. Да, товарищи, наш Мешади из скромности не сказал, что на митинге в Шемахе в него стреляли и пуля пролетела в сантиметре от виска. О чем, кстати, я узнал от совершенно постороннего лица.
— Ну зачем вы об этом, товарищ Степан. — Азизбеков покачал головой.
— Затем, Мешади, чтобы все помнили об опасности, которая нам угрожает. Турки наступают. Борьба идет не на жизнь, а на смерть… А теперь я попрошу кого-нибудь из присутствующих отнести наш рапорт на радиостанцию. Хотя… — Шаумян взглянул в окно, — относить, пожалуй, не надо. Идет товарищ Громадчиков.
Инженер Громадчнков недавно прибыл в Баку с мандатом, подписанным Лениным, для организации радиосвязи с Центром и сейчас заведовал этой связью. Вместе с ним прибыла радиостанция и опытные радиотелеграфисты.
— Вам письмо, товарищ Шаумян, — сказал Громадчиков, подавая пакет.
Шаумян взглянул на почерк.
— От Владимира Ильича…
Он прочел письмо сначала про себя, потом вслух:
— «… Мы в восторге от вашей твердой и решительной политики. Сумейте соединить с ней осторожнейшую дипломатию, предписываемую, безусловно, теперешним труднейшим положением, — и мы победим».
…Был поздний вечер, когда Фиолетов возвращался домой. Он шел медленно, задумавшись, походкой очень усталого человека. Он думал о письме Ленина, о положении на фронтах, таком еще тревожном. Плохо обученные, впервые взявшие в руки винтовку, красноармейцы не могли сдержать наступление регулярной турецкой армии.
Уже возле дома Фиолетова остановил патруль.
— Стой! Кто идет? Именем революции…
Фиолетов достал из кармана пропуск. «Дан сей от коменданта г. Баку… для беспрепятственного прохода после 10 час. вечера».
— Пожалуйста… — Старший наряда вернул пропуск и, козырнув, с интересом посмотрел на Фиолетова.
Прошло несколько дней, и Фиолетов, зайдя к Шаумяну, застал у него в кабинете председателя Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией Тер-Габриеляна, того самого, который по распоряжению Ленина привез в Баку броневики и аэропланы.
— Я не помешал? — спроспл Фиолетов.
— Ничуть. Присаживайтесь и слушайте. Товарищ рассказывает о встречах с Владимиром Ильичем в Москве.
— Да, встречи были очень интересные и полезные. Владимир Ильич живо интересовался всем, что происходит у нас. Если бы не огромное внимание Ленина, наш военный отряд еще долго бы не пришел в Баку. Пришлось побеспокоить Владимира Ильича на заседании Совнаркома — передал записку: «Умоляю Вас, прикажите Центроброни, чтобы она завтра непременно погрузила бы Бакинский отряд, иначе я буду бессилен сделать что-нибудь для немедленного отъезда». Ленин сразу ответил, тоже запиской: «Почему не обратились ко мне раньше? Ваш телефон? Что такое Центробронь? Ее телефон?» Отвечаю, понятно, опять запиской: «Центробронь — организация, имеющая в своем распоряжении все броневые автомобили. Телефона нет. Адрес: Знаменка, номер пять, особняк Долгорукова. Мой телефон такой-то». В общем, отправили мы отряд.
— Мне приходилось беседовать с Владимиром Ильичем, — сказал Шаумян. — И каждый раз я поражался, насколько правильно и точно он оценивает обстановку в стране.
— Я в этом тоже убедился, товарищ Шаумян. Когда я высказал Ленину желание бакинского пролетариата национализировать нефтяные промыслы, то первым вопросом его было: достаточно ли сильны мы сознательно и организационно, чтобы провести в жизнь эту величайшую победу рабочего класса?
— Похожие мысли одолевали и меня, Степан Георгиевич, — тихонько сказал Фиолетов.
— Я помню, Ванечка… Но, как вы знаете, Владимир Ильич был целиком за национализацию. Значит, он верил в способность бакинского пролетариата осилить это грандиозное дело… — Шаумян взглянул на Тер-Габриеляна. — Простите, мы помешали вам…
— Да у меня почти все. Хочу только сказать, что товарищ Ленин неоднократно выражал при мне свое восхищение… да, да, Степан Георгиевич, восхищение политикой Бакинского Совета и самого товарища Шаумяна, которого он высоко ценит.
Шаумян смутился.
— Ну зачем вы это…
— Затем, что так было. Владимир Ильич говорил о своей постоянной готовности поддерживать бакинский пролетариат морально и материально. «Все для Баку» я слышал не только из уст вождя, но и на заводах, где довелось побывать. Так говорили рабочие, которые считали счастьем приветствовать стойкий бакинский пролетариат.
День 19 июля выдался на редкость знойный. С белесого, выгоревшего неба нещадно палило солнце, но на Приморский бульвар со всего Баку двигались люди. Ожидался приход отряда Петрова, посланного по указанию Ленина на помощь красному Баку.
Фиолетов пришел на бульвар вместе с Джапаридзе. Весь берег был запружен народом. В чахлой тени тополей стояли отряды красноармейцев, оставшиеся охранять город. В начищенных до блеска трубах духового оркестра сияло солнце. Легкий, почти незаметный ветер чуть шевелил приветственные лозунги над трибуной, где уже собрались комиссары и члены Исполкома Бакинского Совета.
