Александр Лепехин - Герой Советского Союза Иван Яковлевич Кравченко и его соратники

С этим же 757-м полков вплавь (без потерь!) форсировал реку Неман в районе города Алитус. За успешное форсирование на подручных средствах реки Неман, захват плацдарма на правом берегу реки и проявленное при этом мужество, находчивость, за успешное и быстрое расширение плацдарма я был предоставлен к награждению орденом, о чем по секрету мне сообщил помощник начальника штаба полка, но он отказался сказать – каким орденом.

«Пусть это будет для тебя сюрпризом», – сказал он. Наш командир 222-й дивизии полковник Юрьев получил звание генерал-майора и Героя Советского Союза. Командир 757-го полка полковник Гонтар тоже получил орден Ленина и звание Героя Советского Союза. Командир взвода, моей 1-й роты был предоставлен к ордену Красного Знамени. И многие солдаты и сержанты получили высокие награды Советского Союза.

Находясь в госпитале в городе Щучинск, я написал письмо тому помощнику начальника штаба своего полка с просьбой сообщить о моем награждении, на что получил ответ, что после того, как меня ранило командир полка полковник Гонтар приказал ему ехать в штаб 222-й дивизии и забрать наградные листы на всех убывших из полка по ранению, на убитых. Это для того, чтобы материалов на награждение от полка было мало, а награжденных у него в полку было всегда больше, чем в других полках. И в том числе наградные материалы на меня были тоже отозваны.

Но это так, к слову. А пока шли упорные бои по расширению и удержанию плацдарма.

18 июля 1944 года был ранен, вторично, но остался в строю со своей ротой. 11 августа 1944 года под селом Волковышки, на границе с Восточной Пруссией был в третий раз тяжело ранен и направлен на излечение в Казахстан, в город Караганда, а оттуда в город Щукинск Кокчетавской области. «Огнестрельный перелом кости правой голени» – так значилось в справке эвакогоспиталя № 4110, где я проходил лечение с 1 октября до 15 декабря.

Разбитая кость, осложнение, повторные операции. Лечился я в общей сложности четыре месяца, но рана заживала плохо из-за остеомиелита. Я был признан негодным к строевой службе.

Военно-врачебная комиссия 15 декабря 1944 года предоставила мне отпуск на 30 суток.

По прибытию на свою Родину я, 5 января 1945 года Выгоническим райвоенкоматом был вызван и военно-врачебной комиссией Брянского облвоенкомата был признан негодным к службе для строя, но ограниченно годным вне строя в военное время и направлен на 1-й Украинский фронт командиром 185-й отдельной стрелковой роты при военной комендатуре города Гинденбург (Германия), где приходилось уничтожать с боями отдельные отряды, группы фашистов (в том числе из числа полицаев, власовцев), пытавшихся прорваться на запад. Кроме того, что рота пятью своими взводами обеспечивала в еще трех районных комендатурах порядок, приходилось постоянно вылавливать лазутчиков, специально оставленных фашистами своих офицеров с рациями и даже ловить знаменитую шпионку, которую удалось поймать только уже после окончания войны, в городе Дрезден. Один из пойманных при радиопередаче немецкий офицер в звании капитана покончил с собой у меня на глазах, вскрыв себе вены стеклом от своих очков. Его даже не успели допросить.

В конце апреля 1945 года мы получили сведения, что через город Гинденбург будет прорываться большой отряд, в котором кроме немцев «СС», находятся польские офицеры, полицаи с Украины, Власовцы. Численность отряда примерно 50–60 человек. Командует этим отрядом обер лейтенант войск «СС» – немец.

Этот отряд планирует по протекающей под городом забетонированной реке проникнуть в центр Гинденбурга, где река протекает под мостом открыто, выйти там на поверхность и напасть на управление военного коменданта, подорвать, расположенные, в городе электростанцию, склады и по той же реке скрытно выйти на Западную окраину Гинденбурга и далее лесом в город Гляйвицы, где должны уничтожить, расположенный там госпиталь 1-го Украинского фронта.

В связи с этим мне было приказано усилить охрану всех объектов в городе: (электростанцию, все подстанции, склады, железнодорожный вокзал и железную дорогу, гостиницу, радиостанцию, управление комендатуры и т. п.), выставить секретные посты на выходе реки, под автомобильном мостом в центре города и взять под охрану открытый выход реки из-под бетона. Я установил 1 станковый пулемет и три ручных. Делать все приходилось скрытно, чтобы не увидело местное население и не передало немцам.

Ориентировочно выход этого сводного отряда в центре Гинденбурга планировался примерно на 30 апреля 1945 года. Все эти дни и, особенно ночами, я постоянно был на месте предполагаемого выхода отряда «СС» в город.

Прошло и 30 апреля и 2 мая, а отряд не появлялся, и дополнительных агентурных сведений все не было.

Охрану я не снимал, и бдительности не ослаблял.

В ночь с 8 на 9 мая, под утро я, не выдержав, отошел в соседний дом, где на первом этаже «прикорнул».

Только провалился в сон, как услышал длинные очереди из автоматов, строчили пулеметы, беспорядочно гремели винтовочные выстрелы. Выхватив пистолет, я выскочил из подъезда, но тут грохнули со всех сторон города артиллерийские выстрелы.

От моих огневых точек бежал мой старшина роты Онищенко и из своего пистолета палил в верх, с неестественно расплывшемся в гримасе лицом кричал: «Ура-а! П-о-б-е-д-а!!! Ура!».

Везде гремели пушки.

Подбежав, он кинулся ко мне обниматься и продолжал кричать: «Ура-а! П-о-б-е-д-а!!!». Отстранив, его я резко потребовал: «В чем дело?!»

Но он продолжал кричать: «Товарищ старший лейтенант – Победа! Война кончилась! По радио передали!!!».

Все расставленные мной посты, солдаты с огневых точек прибежали к нам радостные, веселые, обнимались, что-то кричали, бегали от одной группы к другой… Ликовали все!

Так я со своими бойцами встретил конец войны.

9 мая 1945 года ярко, очень ярко светило на светло-голубом безоблачном небе Германии солнце. Оно тоже, казалось, радовалось нашей Великой победе!

Чтобы закончить воспоминания о войне, я не могу не рассказать о моей встрече с Надеждой (Анастасией) Петровной Ильиной, медсестрой терапевтического отделения эвакогоспиталя № 4110, моей будущей боевой подругой. Это тоже относится к войне. Карагандинский госпиталь, где я был на излечении в октябре 1944 года направляли на фронт, а находившихся на излечении раненых приказано было распределить по другим госпиталям. Меня отправили с ранеными эшелоном в город Щучинск Кокчетавской области Казахстана.

Когда я на костылях шел по коридору, уже нового для меня, госпиталя мимо сестринского поста, где сидели две медицинские сестры, то почувствовал, что на меня смотрит, нет, не просто смотрит, а каким-то испытующим взглядом смотрит мне вслед. Я остановился и, обернувшись, посмотрел на нее. Взгляды наши встретились… В тот же день, после санобработки я подошел к этому сестринскому посту и мы познакомились. Она звалась Надей, была из Сумской области Кролеветского района села Мутин. Перед войной окончила Кролевецкий медицинский техникум. Работала фельдшером на сахарном заводе.

С началом войны была призвана в армию, потом направлена в Москву, откуда ее осенью 1941 года направили в эвакогоспиталь № 4110, который находился в курорте Боровое в 30-ти километрах от города Щучинск, где она работала медицинской сестрой в терапевтическом отделении, на две ставки.

Родилась в 1923 году. Мы стали встречаться, а при моей выписке из госпиталя, в конце декабря 1944 года, мы с ней ночью по замерзшему озеру, напрямую (это было 18 километров), ушли на станцию города Щучинск. Благо вещей у нас особых не было. У нее: одно черное шифоновое платье в маленьком фельдшерском чемоданчике. А у меня – полевая сумка и кобура от пистолета, набитая бинтами, так как рана моя гноилась и требовала постоянной перевязки.

Находившиеся в госпитале на излечении офицеры собрали для нас на дорогу кое-какие деньги, а выписавшиеся из госпиталя помогли приобрести для Нади билет до станции Ичня Черниговской области, где жила ее старшая сестра – Катя.

В Петропавловске Казахстанском нам предстояла пересадка, где те же офицеры помогли мне через военного коменданта закомпостировать железнодорожный билет для Нади, т. к. несмотря на наличие штампика в паспорте об ее увольнении с работы в госпитале, у нее не было пропуска, без которого выдача ей билета не разрешалась.

Этот пропуск мне с большим трудом удалось получить на нее на следующий день (в Воскресенье) в облуправлении НКВД города Челябинска. С получением пропуска мы уже спокойно ехали с Надей даже через Москву. Проверки были частыми. Пропускной режим был очень строгим, и без пропуска довезти Надю к ее сестре в Ичню было невозможно. По приезду в Ичню 30 декабря 1944 года мы отпраздновали свою свадьбу, Надя устроилась на военную базу фельдшером, а я уехал в Брянскую область к своим родителям, откуда 5-го января 1945 года райвоенкоматом был вызван на военно-врачебную комиссию, после которой по пути на первый Украинский фронт заехал в город Ичня и официально оформил свои отношения с Надеждой (по паспорту Анастасией) Петровной Ильиной, которая стала называться Туровой.