Любовь Виноградова - Защищая Родину. Летчицы Великой Отечественной
Девчата были все уже с орденами, «и все стали такие красивые», писала Галя и дальше описывала, как ее приняли: «Семья родная, не иначе»… В рюкзаке у Гали лежало заключение врачей о том, что она нуждается в дальнейшем лечении и не годна к военной службе, даже при штабе. Это заключение она никому не показала и никому, кроме дневника, не признавалась в том, что ее постоянно мучают боли. Подруги, конечно, догадывались. Когда Бершанская поставила Докутович на ночное дежурство в первые дни после возвращения в полк, Женя Руднева просила ее отменить этот приказ, ведь Галя еще не окрепла после травмы. Но Бершанская решила: если Докутович вернулась в полк, она должна нести нагрузку наравне со всеми. Женя Руднева и Полина Гельман сказали Гале, что дежурство отменили, и по очереди отдежурили за нее.
«После войны буду поправляться, — писала Галя в дневнике. — Свой шестимесячный отпуск я положила в карман». И немного позже: «Чувствую себя очень плохо. Стараюсь крепиться, но выдержка когда-нибудь лопнет. Пока еще хватает…»[365]
Галя хотела, раз уж смогла вернуться в полк, непременно летать. Вдруг — «как обухом по голове»: она узнала, что ее снова собираются назначить адъютантом эскадрильи, а полеты в качестве штурмана предлагалось снова совмещать с этой штабной работой. Как это, ей же обещали, что, если вернется, больше в штабе сидеть не будет! «Сегодня целый день на давала покоя майору, — писала она, — стыдила и Ракобольскую, ведь она же обещала!» Бершанская сдалась, разрешив Гале теперь быть просто штурманом. Начались боевые вылеты. Несколько месяцев назад, когда Галя покидала полк, Красная армия отступала, и только сила духа не давала усомниться в победе. Теперь Закавказский фронт наступал по тем же местам, где отступал прошлым летом. В опустошенных станицах люди встречали их с радостными слезами, вот только накормить не могли. «Хочется есть, но все равно нечего», — писала Галя. Но какое это имело значение: в войне произошел перелом.
Как писала родителям Женя Руднева чуть позже: «Я живу на квартире у тетеньки, у которой жила летом. Тогда мы побыли в этом месте дней пять и вынуждены были отступить. Ну а теперь — на нашей улице праздник, мы наступаем и здесь задержимся еще день-два, а потом — опять на новое место, потому что фрицы удирают с невиданной быстротой».[366]
Война, казалось Гале Докутович, «очень скоро кончится», и она пыталась представить себе, что же будет делать тогда, вернется ли в МАИ или уедет в родной город. Но в первую очередь, конечно, она поедет домой, к маме и папе. «Мы с Женей Рудневой разместились в крестьянском доме, — писала она. — Самолет стоит просто возле ворот. Как запряженная телега!»
Кормились чем бог пошлет. Как-то ночью, после перелета в Александровку, спустилась облачность. Работать было нельзя, и девушки мерзли у своих машин. Галя с летчицей легли сначала спать на крыльях, но не уснули, было слишком холодно. Дуся Пасько распалила добытую где-то паяльную лампу, и все собрались греться. Оказалось, что Дуся, обладавшая крестьянской сметкой, варила в котелке фасоль, и подруги приняли в процессе «активное участие» — Галя даже палец обожгла. У Руфины Гашевой оказалась соль, у Гали — «самое главное, ложка».[367] Вместо воды тут же кидали в котелок снег. Когда фасоль стала помягче, возле котелка собрали всю эскадрилью и ели одной ложкой из котелка по очереди. Вскоре дали отбой: погода была безнадежно плохая.
В начале декабря 9-му полку объявили о перелете на новый аэродром, гораздо ближе к Сталинграду. Ближайший населенный пункт назывался Зеты; эту территорию только что освободили. Звено Беляевой, задержавшись на несколько дней, должно было лететь назад в Анисовку, в женский полк. Вале Краснощековой и Нине Шебалиной жалко было расставаться с ребятами-летчиками, казалось как-то, что тем нужна их поддержка. Впрочем, хотелось и увидеть подруг в родном полку. Имелись и практические моменты: вернувшись в свой полк, они наконец-то получат новое обмундирование. Вмешавшаяся судьба развела Валю с Ниной. В следующий раз подруги увиделись только после войны.[368]
«Валь, вставай!» Валя открыла глаза и увидела Фаину Плешивцеву. Но зачем вставать? Середина ночи, темнота, холод, полная тишина. Все вокруг спят. Фаина шепотом все объяснила, но объяснение было такое странное, что спросонья Валя долго не могла ничего понять.[369] 9-й полк перелетал на новое место, и Литвяк с Будановой решили бежать с 9-м, вместо того чтобы возвращаться с Беляевой в женский полк. Плешивцеву и Валю они решили взять с собой, чтобы те обслуживали их самолеты. Сейчас требуется, чтобы техники потихоньку пришли на аэродром, прогрели самолеты и держали их в готовности. Быстро и тихо одеваясь, Валя постепенно осознавала, на какую авантюру идет. Непонятно было, почему Плешивцева позвала именно ее: Валя с ней не особенно дружила. Но Валя была очень обязательна, и сказать «нет» ей не пришло в голову: как-никак, Литвяк и Буданова были офицеры, командиры экипажей, и ответственность лежала на них.
Как на такое решились Литвяк и Буданова? Кому из них принадлежала инициатива в принятии этого дикого решения? Совершить побег, украсть боевые самолеты! Такое вообще-то случалось, особенно часто в конце войны, когда молодые летчики, отчаянно стараясь успеть повоевать, убегали на фронт, угоняя самолеты. Наказать могли, но обычно не наказывали. Сложно объяснить такое попустительство в армии, которую отличала строгая дисциплина. Но летчики были кастой, на которую общие правила армии не всегда распространялись. «Там, где начинается авиация, кончается порядок, — цитирует популярную в армии фразу Юрий Айзенштадт, в войну секретарь военного трибунала, не переставая удивляться тому, какие серьезные проступки сходили летчикам с рук.
Антифриза для двигателей самолетов у них тогда не было, так что Валя и Фаина долго сидели в машинах и грели моторы. Наконец пришли Литвяк и Буданова и сказали, что сейчас «будет грузиться Ли–2 штабной». В хвосте этого огромного воздушного автобуса сложены авиационные чехлы, в которые Валя и Фаина могут спрятаться. Чехлы эти были теплые, как стеганые одеяла, и служили авиатехникам не только для того, чтобы укрывать самолеты, но и в качестве одеял. Завернувшись в чехлы, Валя с Фаиной присели в хвосте за ящиками с имуществом штаба. Когда «дуглас» взлетел и набрал высоту, стало ясно, что и в чехлах будет не жарко: в хвосте здорово продувало.[370]
Быстро выяснилось, что прятаться им не обязательно: инженер 9-го полка Спиридонов знал, что они здесь. «Девки, где вы? Девки, вылезайте!» — орал он. Это ребята-техники сказали ему, что самолеты Литвяк и Будановой выпускали не они. Валя и Фаина посоветовались: не выкинут же их через люк! И в конце концов вылезли.
На аэродроме в Зетах, почти полностью разрушенном калмыцком селе, еще не рассвело, когда они приземлились. Спиридонов их не ругал, было не до этого: «Девки, встречайте самолеты!» Оказалось, что самолет с техниками задержался, так что обслуживать прибывающие самолеты было некому. Начав рано утром, Валя с Фаиной проработали целый день. Есть было нечего: у остальных были аттестаты, а у них — ничего. Красавец, герой Сталинградской битвы Женя Дранищев дал им плитку шоколада из своего НЗ. «Давай как Раскова есть по дольке», — предложила Валя, имея в виду эпопею их кумира в тайге.
Начальник штаба 9-го полка Никитин вызвал их только вечером, после целого дня работы. «Вы дезертиры, судить вас надо!» — начал он строго (точно такой же разговор у него уже был с Литвяк и Будановой). Валя возразила: «Мы не дезертиры, мы — наоборот! Мы же на фронт убежали». «Ишь, какая умная», — сердился Никитин. Но девушки видели, что в полку он их оставит и сердится больше для порядка: они все умели делать, работали здорово и в полку пригодятся. Никитин сменил гнев на милость: «Вы ели?» — «Ели». — «Что ели?» — «Шоколад, как Раскова». Больше ничего не спросив, Никитин отправил их в летную столовую. В столовой, тоже для порядка, спросили, где их аттестат, на что Валя ответила, что не имеет понятия. Покормили и без аттестата.
Было уже поздно, они страшно устали. Начальство застал врасплох их вопрос о том, куда идти спать. В конце концов сказали: «К летчикам в землянку!» В большой землянке парни-летчики встретили их дружелюбными насмешками, отгородили угол, повесив какую-то тряпку, и дали спальный мешок. Валя с Фаиной влезли в него вдвоем, согрелись и тут же уснули. Землянка, в которой они поселились, была вырыта только что.
Для летчиков 9-го полка перелет в Зеты не стал обычным перелетом на новую базу. Все видели, что начинается большой поход на запад. Зеты стали их первым аэродромом на освобожденной от немцев земле, и их полк одним из первых перелетел на эту «многострадальную землю, по которой прошли сотни танков, которую безжалостно опалил огонь».[371]
