Евгений Харламов - Российская школа бескорыстия

Узнав о бедственном положении с водоснабжением в Даниловграде (Черногория), Григорий Антонович посылал туда деньги на строительство водопровода, за что в Черногории его почитали едва ли не святым. Жертвовал он немалые суммы и на оснащение медицинского отряда в помощь сербам, воевавшим с турками.

Профессорское жалованье Захарьина шло в пользу нуждающихся студентов, за свой счет он отправлял молодых врачей стажироваться за границу, выделял средства на издание журнала, на нужды Физико-медицинского общества.

Г. А. Захарьин и члены его семьи внесли значительный вклад в создание Музея изящных искусств в Москве (ныне Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина). Они содействовали созданию музея и денежными средствами, и личным участием. Вдова, дочь и его сын принесли в дар музею ряд скульптур; его дочь П. Г. Подгорецкая являлась членом-учредителем музея. Зал античного искусства почти полностью состоит из экспонатов, собранных на средства сына Захарьина.

При жизни Г. А. Захарьин часто приезжал в свою усадьбу близ села Куркина Московской области, помогал бедным хлебом и деньгами, жертвовал на куркинскую церковь.

Сын Г. А. Захарьина Сегрей был болен туберкулезом почек. На фамильные средства в бывшей усадьбе была построена больница.

К 1910 г. завершилось строительство первого корпуса. Впервые при конструировании окон использовались форточки для циркуляции воздуха, необходимого легочным больным. Палаты были построены по одну сторону, а по другую установлены стеклянные витражи, создающие обилие света и пространства. Гордостью больницы была операционная. Здесь зимой тепло, а летом прохладно. Система отопления, выполненная из медных труб, прогревается в течение 15 минут. Витражи в операционной – из горного хрусталя. И сегодня эта палата считается эталоном.

Все корпуса больницы «Захарьино» начали работать в 1914 году, а в феврале 1915 года в ней был открыт госпиталь для лечения раненых и больных солдат и офицеров. В 1997 году больнице было присвоено имя Г. А. Захарьина.

Сегодня туберкулезная клиническая больница № 3 «Захарьино» – самая большая в Европе. Помимо статуса памятника архитектуры, территории 16 га, парка с 40 видами редких растений, 15 зданий, это – тысяча больных, 1020 единиц персонала.

В Куркине также есть улица, носящая имя русского ученого, – Захарьинская.

Любовь сильнее смерти (Антоний Сурожский)

Николай Александрович Бердяев, известный русский философ, живший на рубеже XIX–XX веков, говорил: «Когда я голоден, это явление физическое; если голоден мой сосед, это явление нравственное». Как часто бывает, что наш ближний, тот же сосед, испытывает голод по человеческому теплу, ласковому взгляду, доброму слову, и от нас зависит, отозваться ли или пройти мимо, или хотя бы подарить ему свою улыбку Митрополит Сурожский Антоний всю жизнь дарил людям свою любовь, всего себя. Он имел особый дар любить и учить любви. Любви обычной, человеческой, где есть место сочувствию, теплу, прощению, терпению. По его словам, «мы не можем не любить. Иначе зачем все?»

Андрей Борисович Блум (1914–2003) родился в Лозанне, в семье сотрудника российской дипломатической службы. Его детство прошло в Персии, где его отец был консулом. После революции в России семья эмигрировала и в 1923 году поселилась во Франции, и здесь Андрей стал сначала прихожанином единственного храма Московского Патриархата в Париже – Трехсвятительского подворья, а затем помогал при богослужении священству. Всем сердцем уверовав во Христа еще 14-летним мальчиком после прочтения Евангелия, Андрей Борисович решает посвятить себя служению людям. В 1939 году тайно принимает монашеский обет и, имея уже медицинское образование, полученное в Сорбонне, едет на фронт армейским хирургом, работает врачом в Париже. Во время оккупации Франции участвовал в движении французского сопротивления, был врачом в антифашистском подполье.

Как он сам позже говорил, за 25 лет его священства, в семье, вокруг, в годы войны, в годы обучения и работы в госпиталях его опыт общения со страждущими, умирающими был велик.

Когда наш близкий переживает тяжелые страдания, неизлечимо болен, как должны поступать его близкие? Самое главное, по мнению Антония Сурожского (он был пострижен в мантию с именем «Антоний» в 1943 году), – это искренность, любовь и внимание. Достаточно быть рядом, держать его за руку, и не нужны никакие слова. Самое главное, чтобы этот человек, чувствовал, что он не один, и не надо пустых слов. «Навязывание Бога в смертный час человеку, который неверующий, это просто жестоко. Если говорит, что не верит в Бога, то можно сказать: «Ты не веришь, а я верю. Я буду с моим Богом говорить, а ты послушай, как мы друг с другом разговариваем».

Надо ли предупреждать больного о грядущей смерти? – этот вопрос задавали Антонию Сурожскому как врачу его коллеги. И вот его ответ: «Во-первых, надо, чтобы сказал очень близкий человек, а не просто сестра милосердия, доктор… И, во-вторых, надо, чтобы тот, кто это скажет, не уходил сразу. Легче всего сказать и бежать. Я как-то был на съезде докторов, сестер-милосердия и студентов-медиков, где обсуждался этот вопрос, и одна старшая медсестра описывала, что она делает в таких случаях: «Я прихожу и сообщаю больному, что иного исхода, кроме смерти, нет. Человек на меня смотрит с ужасом, и я сразу говорю ему (по ее словам, чтобы как-то разрядить обстановку). Вот я сейчас вам приготовлю хорошую чашку чая, и мы с вами посидим, поговорим, – и ухожу…». И человек, которому нанесли этот страшный удар… остается лицом к лицу со смертным приговором, а сестра милосердия будет подольше возиться с чаем, чтобы вернуться тогда, когда будет немножко легче. Вот этого никогда никто не смей делать! В таких случаях надо… сесть и побыть с человеком, и только тогда уйти, когда что-то развязалось внутренне. Когда скорбь стала общей, когда любовь победила… тогда можно уйти. Так что один человек другому может помочь. Самое главное – не оставить страждущего в одиночестве, поэтому необходимо кому-то (то ли близкому, то ли священнику, то ли человеку, оказавшемуся рядом) подойти, побыть с ним и дать почувствовать, что он не один…Если человек еще в состоянии слышать, то ему можно сказать: тяжело Вам, наверное, не бойтесь. Вы не один. Я вот с Вами побуду, если Вы можете общаться, поговорим. Когда станет невмоготу, я возьму Вас за руку, и Вы будете знать, что я с Вами все время». Если это возможно, так должно быть. Если человек не может отозваться, по мнению владыки Антония, его надо трогать – очень многое может передать пожатие, прикосновение руки.

«Когда я был студентом первого курса на медицинском факультете», – вспоминал владыка Антоний, – умирал казак один. И, проходя мимо его кровати, старший врач сказал: «И останавливаться не стоит. Он все равно без сознания и скоро умрет». Казак оказался казаком. Он не умер. Пришел в себя и потом мне говорит: «Никогда ты этого не делай, потому что я никак не мог отозваться. Ни на что. Ни на прикосновение руки, ни на уколы, ни на речи, но я каждое слово слышал и воспринимал. И вот теперь я прихожу в себя. Я знаю теперь из его слов, что я умру, и я умираю сознательно, а он меня бросил на произвол судьбы».