Николай Храпов - Счастье потерянной жизни - 3 том

В работе Владыкина наступил перерыв до тех пор: пока обсохнут долины рек и таежные тропы, реки войдут в свое русло, и изыскателям откроется путь к переходам. Павел занимался подготовкой. В свободное время он выходил на обогретые места, предаваясь воспоминаниям о пережитом. Как-то раз при этом его мысли остановились на Кате. Он понял, что это просто искушение, и, может быть, даже от праздности. Улыбнувшись, он попытался отогнать эти мысли, но как резко они обрывались, так бурно и стремительно овладевали им вновь. Почти десять лет отделяло его от того, как он последний раз уезжал от нее. Но ведь тогда ему было двадцать лет, а теперь шел тридцать первый.

То ли гнетущее одиночество, то ли голос изголодавшейся души по ласке и теплому любовному взгляду, но мысль, неотвязчиво осаждая, привела его к решению: "К прошлому, конечно, возврата нет; будущее не рисовало никакого, хотя бы самого смутного, контура в этом вопросе. Дай-ка, я, просто из любопытства, пошлю телеграфный запрос на начальника милиции о судьбе Кати", — подумал он и, взяв затем клочок бумаги, написал:

"Прошу Вас сообщите о судьбе Рылеевой Екатерины ее семьи расстались восемь лет назад Магадан Усть-Омчуг Полевая Партия Владыкин".

Прочитав написанное, Владыкину стало стыдно за легкомыслие и малодушие, внутренний голос настойчиво твердил: "Не заигрывай с огнем, он спалит тебя".

Поднялась большая борьба в душе, и, в один из приступов осуждения, Павел резко поднялся от стола, схватил текст телеграммы, порвал ее пополам и, выйдя из палатки, бросил на землю. Набежавший ветер подхватил клочья и бросил в близлежащий куст. Но внутренний голос заметил ему: "О нет, таким методом не борятся с искушением, чего не порвал в сердце — на бумаге рвать бесполезно". "Да почему я не порвал? — мысленно возразил себе Павел, — не только порвал, но и "схоронил", да годами жил свободным после того".

"Может быть, порвал, может, схоронил, — продолжал тот же голос, — но разве ты не знаешь? Когда замирает духовное, то плотское оживает"

Эти мысли вначале вспыхнули, как когда-то победоносный энтузиазм остриженного Самсона. Павел решительно шагнул от куста, где трепыхались клочья порванной телеграммы, метнул ногой на них немного мелкого щебня и, отойдя на вершину холмика, сел, облегченно вздохнув и глядя, как под холмом мутная вода весеннего паводка уносила к морю плиты поломанного льда.

— Вот так бы и меня… — проговорил он, глядя на шумный весенний разлив. Мысли одна за другой, как обломки льда, проплывали перед ним: его покаяние и с ним — образ отца с матерью… свидетельство на заводе… арест… сражение в кабинете следователя… тюрьма и ее обитатели… милые лица деда Архипа с Марией… журчащий "Хораф" возле первой фаланги, потом Каплина Зинаида, ее покаяние и смерть. После нее, почему-то расталкивая все эти образы, вклинились одна за другой блудницы, и мысль, как на прочном якоре, остановилась на Кате: смуглый овал ее лица, взаимные признания в любви, их решения, затем — почему-то грязная лужа, мимо которой он обвел ее, проливной дождик, и она, стоящая на перроне, потом разрыв…

— Да, а все-таки — это была первая взрослая любовь, — заключил Владыкин и, глубоко вздохнув, поднялся и возвратился к палатке. По дороге он взглянул на куст, под ним, прижатый щебнем, трепыхался клочок порванной телеграммы.

Павел достал его, стряхнул от пыли, бережно расправил, войдя в палатку, и положил на стол. Без промедления, он на новом листе восстановил содержание. На сей раз запечатал конверт, с просьбой в отдел: немедленно отправить его по адресу. Затем прошелся несколько раз по палатке и, глядя на конверт, ощутил в душе опять какую-то смутную тревогу.

— Да, видно, Господь совсем оставил меня, я безволен.

В это время на трассе остановилась автомашина, а через несколько минут в палатку, с обычной своей добродушной улыбкой, вошел начальник отдела.

— Ну, вот, Павел Петрович, я к вам в гости, — начал он, садясь на кровать.

Николай Сергеевич, по своему обыкновению, делал свой инспекторский объезд всех отрядов. Раздевшись, он передал Владыкину письмо от Луши с детьми и объемистый конверт от Жени из больницы. Начальник, за чашкой чая, передал все волнующие новости, и особенно подробно, рассказал о несчастном случае с Комаровым, и принес свое искреннее соболезнование. Но тут же радостно добавил, что Москва приняла ходатайство отсюда, на выезд Лиды — жены Жени с дочкой, для их совместной жизни на Колыме.

Остаток дня Николай Сергеевич проверял состояние отряда и подготовительные работы. Вечером, окончив официальные переговоры, начальник начал с Владыкиным беседу:

— Павел Петрович, я знаю, что вы с Евгением Михайловичем — верующие люди, и потому проникнут к вам самым глубоким уважением. Сам я — из религиозной православной семьи, по-своему, верю в Бога и теперь. Отец мой, находясь в кругу работников искусств, принадлежал к обществу русских художников и больше всего писал на церковные темы, хотя несколько полотен с готовыми пейзажами, он подарил и в русскую сокровищницу. Скончался он накануне революции 1917 года, передав нам любовь к русскому народу и к народным религиозным традициям.

Образование я получил еще в царское время, в Москве в Межевом институте и, будучи, в какой-то степени, просвещенным человеком, охотно читал тогда Библию, а некоторые ее главы и по несколько раз. Позднее знакомился и с трудами Дарвина, и, должен вам признаться, они на меня произвели определенное впечатление, да и более того, в некотором роде, смутили. Вот я и хотел коснуться в беседе одного волнующего вопроса.

Осматривая животный мир, даже рыб и пресмыкающихся как с внешней стороны так и под анатомическим ножом, невольно приходишь в смущение. Ведь, действительно, в человеке собрано все то, что и в окружающем его, мире живых организмов. Поэтому, невольно начинаешь приходить к заключению, что человек — продукт эволюционного зоологического преобразования; те же глаза, руки, ноги, уши, внутренности — мы встречаем в животном мире, с некоторыми особенностями. Я, конечно, не согласен с тем, что лошади, коровы, обезьяны, где-то согласившись, воссоздали из себя и над собой образ царя природы — человека, а без совета, тем более, невозможно сделать даже простейшей операции по удалению аппендицита.

Скорее, что по образу человека, созданы все ранее оговоренные органы животных. И почему появление видов должно идти от низшего к человеку? Разве среда, если уж ее признать способной к творческим актам, не может взять от человека соответствующие органы и создать виды способные жить в ней?

— Николай Сергеевич, вы простите меня, — начал Павел, — коль уж вы назвались человеком верующим и некогда читавшим Библию, то осмелюсь поправить вас: вы делаете одну очень грубую ошибку, отчего и блуждаете в ваших теориях. Не человек собрал в себе все образы животных, и не сам он свой образ, в отдельных органах, передал животному миру — это заблуждение — как то, так и другое. Но "сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему; и да владычествуют они над рыбами морскими и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их" (Быт.1:26–27).