Алексей Шишов - Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона
На всем своем походном пути от Ясс до Дона белая гвардия монархиста Дроздовского наводила старый порядок силой оружия, порками шомполами, оставлением оружия и патронов отрядам местной самообороны, которые старались защитить свои селения от грабителей любой масти.
Так, в Новом Буге он приказал оставить в распоряжение командира отряда самообороны, учителя, бывшего прапорщика, десять винтовок с патронами. Причем этот учитель-прапорщик, деятельно боровшийся с грабителями, был… большевиком, чего он перед белыми скрывать не стал…
Что за карательные операции проводил дроздовский отряд на своем пути на Дон? Вот лишь две дневниковые записи самого Дроздовского за один и тот же день:
«22 марта, Новый Буг.
Утром прибыл в 10 часов штабс-капитан, начальник одного из летучих партизанских отрядов — их 7 офицеров совместно с хуторянами одного из хуторов севернее деревни Малеевки сорганизовались и вели борьбу с бандами; вчера сделали налет на Малеевку (11 человек с чучелом пулемета!), сплошь большевистскую, захватили их пулемет и удрали благополучно; малеевцы собираются их бить, и они, укрепившись на хуторе, просят помощи — обезоружить Малеевку.
Это почти нам по дороге — послал отряд: 3-ю роту, конногорный взвод и 2-й эскадрон, все под командой Невадовского. Обещают, что часть офицеров поступят к нам добровольцами.
Отряд выступил только в 3 часа. Войналович оттянул отдачу приказания, не сочувствуя экспедиции! А предполагали выступить в 12.30.
Вскоре прибыли два раненых офицера Ширванского полка, помещены в больницу. Они с командиром полка и несколькими солдатами со знаменем пробирались на Кавказ. В районе Александрова (Долгоруковка) банда красногвардейцев и крестьяне арестовали их, избили, глумились всячески, издевались, четырех убили, повыкалывали им глаза, двух ранили, ведя на расстрел, да они еще с двумя удрали и скрылись во Владимировке, где крестьяне совершенно иные, но сами терроризированы долгоруковцами и фонтанцами. Еще человека 4–5 скрылись в разных местах.
Из Владимировки фельдшер привел их сюда в больницу, так как там фонтанцы и долгоруковцы требовали выдать их на расстрел.
Внутри все заныло от желания мести и злобы. Уже рисовались в воображении пожары этих деревень, поголовные расстрелы и столбы на месте казни с надписями за что. Потом немного улеглось, постараемся, конечно, разобраться, но расправа должна быть беспощадной: „два ока за око!“ Пусть знают цену офицерской крови!
Всем отрядом решил завтра раненько выступить, чтобы прийти днем на место и тогда же успеть соорудить карательную экспедицию.
Присоединились 4 офицера, догонявшие нас из Кишинева..
Шли все время упорно; позади нас остался страх — эти 4 офицера по дороге вооружились, отняв у жителей оружие, поколачивали советы, конфисковали двое рожек и одну стереотрубу…»
«22 марта, Владимировка
…Голова колонны прибыла во Владимировку в 5 часов. Конница — первый эскадрон, прибывшая много раньше, получив на месте подробные указания от жителей о том, что творится в Долгоруковке и что какие-то вооруженные идут оттуда на Владимировку, двинулась сразу туда с горным взводом под общим командованием Войналовича.
Окружив деревню, поставив на позицию горный взвод и отрезав пулеметом переправу, дали две, три очереди из пулеметов по деревне, где все мгновенно попряталось.
Тогда один конный взвод мгновенно ворвался в деревню, нарвался на большевистский комитет, изрубил его, потом потребовали выдачи убийц и главных виновников в истязании четырех ширванцев (по точным уже сведениям, два офицера, один солдат-ширванец, писарь и один солдат, приставший к ним по дороге и тоже с ними пробиравшийся). Наш налет был так неожидан и быстр, что ни один виновник не скрылся…
Были выданы и тут же немедленно расстреляны; проводниками и опознователями служили два спасшихся и спрятанных владимировцами ширванских офицера. После казни пожгли дома виновных, перепороли жестоко всех мужчин моложе 45 лет, причем их пороли старики…
Около 8 прибыл отряд Невадовского. С 22-го на 23-е он ночевал на хуторе партизан, что в верстах шести севернее Малеевки. Хуторяне встретили их хлебом-солью, называли своими спасителями, накормили всех прекрасно, лошадям дали фуража до отвала и ни за что не захотели взять ни копейки.
23-го с утра двинулись, сразу оцепили деревню Малеевку конницей. Помешали попытке удрать, поставили орудия и пулеметы на позицию и послали им ультиматум в двухчасовой срок сдать все оружие, пригрозив открыть огонь химическими снарядами, удавив газами всю деревню (кстати, ни одного химического снаряда у нас нет).
В срок все было выполнено, оружие отобрано, взяты казенные лошади; найдены списки записавшихся в красную гвардию — кажется, человек 30. Эти доблестные красногвардейцы после записи, получив деньги и прослужив недельку, дружно все убежали домой. Этих горе-красногвардейцев всех крепко перепороли шомполами по принципу унтер-офицерской вдовы. Вой столбом стоял — все клялись больше никогда не записываться.
Кормился отряд как хотел от жителей даром — в карательных целях за приверженность к большевизму…»
Дроздовский такие действия считал мерами наведения порядка в селениях, которые лежали по пути движения его отряда, который, хотя и терял в небольших боях людей, все же продолжал расти численно. Пока основным пополнением была учащаяся молодежь: гимназисты старших классов, недоучившиеся студенты и юнкера, разъехавшиеся по домам после закрытия училищ или бежавшие в родные места после неудачных антибольшевистских восстаний.
Это было и понятно: семейные приверженцы Белого движения пока предпочитали (часто — на свою голову) оставаться дома, в надежде в более или менее спокойной обстановке переждать смутное время. Но это оказалось смертельно опасным самообманом. Человек, еще вчера носивший на плечах офицерские погоны, пусть даже звездочку прапорщика за доблесть на фронте, становился классовым врагом Советской власти.
Когда красные занимали какой-то город, то с нейтральным офицерством, не пожелавшим служить и в их рядах, скажем прямо, не церемонились. О том свидетельствуют их массовые расстрелы, своего рода «классовая зачистка» буржуазных слоев. Такая практика велась и после окончания Гражданской войны: достаточно вспомнить крымские расстрелы.
Михаил Гордеевич сам по дороге на Дон познавал логику и теневую, оборотную сторону Гражданской войны. Он уже не видел себя в ней в «белых перчатках», то есть романтика первых походных дней сама по себе улетучивалась. И подтверждение тому — его дневниковые записи, навеянные карательной экспедицией под командованием ротмистра Двойченко (кавалерийский эскадрон с двумя конными орудиями) на «красное» селение Фонтанку:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});