Уолтер Айзексон - Инноваторы. Как несколько гениев, хакеров и гиков совершили цифровую революцию

Как и Стив Джобс, Хаггерти был способен спроектировать искажение пространства реальности, позволяющее ему подвигнуть людей совершить то, что они считали невозможным. В 1954 году транзисторы покупали военные по цене 16 долларов за штуку. Но надо было прорываться на потребительский рынок, и Хаггерти настаивал: инженеры должны что-то придумать, чтобы транзисторы можно было продавать дешевле чем за 3 доллара. Им это удалось. Как и Джобс, он придумал трюк, послуживший ему верой и правдой и тогда, и в будущем. Словно из ничего стали появляться устройства, о которых потребители сначала и не догадывались, совсем не думали, что они им нужны, но вскоре признавали их необходимыми. В случае транзисторов Хаггерти пришла в голову мысль сделать маленькое карманное радио. Когда он пытался убедить RCA и другие большие фирмы, выпускавшие настольные радиоприемники, стать партнерами в этом предприятии, они указывали (и правильно), что от потребителей запроса на карманное радио не поступало. Но Хаггерти понимал, насколько важно способствовать появлению новых рынков, а не просто пытаться завоевать старые. Он убедил небольшую компанию из Индианаполиса, выпускавшую антенные усилители, объединить усилия для создания устройства, получившего впоследствии название «радиоприемник Regency TR-i». Контракт с ними Хаггерти заключил в июне 1954 года и настоял на том, чтобы устройство появилось на рынке в ноябре. Так и произошло.

Радио Regency было размером с карточку учета в библиотеке, в него входило четыре транзистора, и продавалось оно по цене 49,95 доллара. К этому времени у русских уже была атомная бомба, и поначалу приемник рекламировали, в частности, как средство защиты. «В случае атаки врага ваш Regency TR-i станет одним из самых ценных ваших приобретений», — утверждалось в первом руководстве для пользователей. Но очень быстро такое радио превратилось в вожделенную покупку, соблазн для подростков. Его пластиковый корпус, как и у айпода, был одного из четырех цветов: черного, цвета слоновой кости, мандариново-красного и светлосерого. В течение года было продано 100 тысяч штук, что сделало транзисторный приемник одним из наиболее популярных новых товаров за всю историю продаж[298].

Неожиданно оказалось, что все в Америке знают, что такое транзистор. Глава IBM Томас Уотсон-младший закупил сотню приемников Regency, раздал их руководящим работникам компании и предложил начать разработку компьютеров на основе транзисторов[299].

Более существенным было то, что транзисторный радиоприемник стал первым впечатляющим примером, указавшим основное направление развития в эру цифровых технологий — технологий, делающих устройство персональным. Радио перестало быть аппаратом общего пользования, стоявшим в гостиной. Это было персональное устройство, позволявшее слушать любимую музыку где и когда захочешь, даже если родители хотят тебе это запретить.

Действительно, связь между появлением транзисторных радиоприемников и ростом популярности рок-н-ролла оказалась очень тесной. Первая коммерческая запись песни Элвиса Пресли «That’s All Right» была сделана одновременно с появлением Regency. Бунтарская новая музыка делала радио желанным для каждого подростка. А тот факт, что его можно было взять с собой на пляж или в подвал, подальше от неодобрительных взглядов родителей, контролирующих настройку твоего радиоприемника, привело к расцвету этого жанра. «В транзисторе меня огорчает только то, что его используют для рок-н-ролла», — часто, хотя, вероятно, отчасти лукавя, жаловался один из его изобретателей Уолтер Браттейн. Роджер Макгинн, впоследствии солист группы The Byrds, получил транзисторное радио в 1955 году, в подарок на тринадцатый день рождения. «Я услышал Элвиса, — вспоминал он. — И мир перевернулся»[300].

В сознании, особенно молодых, произошел сдвиг. Зарождалось новое отношение к электронным технологиям. Они перестали быть вотчиной больших корпораций и военных. Они могли стать стимулом развития человека, его личной свободы, творческих способностей и даже в какой-то степени духа бунтарства.

Совершить невозможное

С успешными группами, особенно сильными, не все так просто: они иногда разваливаются. Таким группам нужен лидер, наделенный особыми качествами, который должен не только вселять уверенность в себе, но и пестовать, быть соперником, хотя и готовым к сотрудничеству. Шокли таким лидером не был. Как раз наоборот. Он продемонстрировал, что может конкурировать со своими коллегами и иметь от них секреты, когда единолично начал работу над планарным транзистором. Еще одно качество руководителя слаженной команды — умение, отказавшись от чинопочитания, создать атмосферу товарищества. И этого Шокли не умел. Он был авторитарен, часто портил настроение, подавляя инициативу на корню. Браттейн и Бардин одержали великую победу, когда Шокли, сделав несколько ценных замечаний, перестал контролировать каждый их шаг и командовать ими. А затем он стал еще более самонадеян и заносчив.

Во время еженедельной игры в гольф по выходным Бардин и Браттейн делились своими претензиями к Шокли. В какой-то момент Браттейн решил, что Мервина Келли, президента Bell Labs, необходимо ввести в курс дела. «Хочешь сам позвонить ему или хочешь, чтобы это сделал я?» — спросил он Бардина. Естественно, этим занялся более разговорчивый Браттейн.

Как-то днем они встретились дома у Келли в небольшом соседнем городке Шорт-Хилс. Разговор проходил в его обшитом деревянными панелями кабинете. Браттейн изложил их жалобу, описав, насколько бестактно ведет себя Шокли в роли руководителя и коллеги. Келли ничего не хотел слушать. «Тогда, в конце концов, не думая о том, какое это произведет впечатление, я ненароком обмолвился, что мы с Джоном Бардиным знаем, когда Шокли изобрел свой транзистор на p-n-p-переходе», — вспоминал Браттейн. Иначе говоря, в его словах прозвучала скрытая угроза: ряд идей, перечисленных в патентной заявке на планарный транзистор, где изобретателем указан Шокли, на самом деле были результатом работы Браттейна и Бардина. «Келли понял, что, если нас вызовут свидетелями при отстаивании этого патента в суде, ни Бардин, ни я лгать не будем. Это полностью изменило его позицию. После этого мое положение в лаборатории стало чуть более удовлетворительным»[301]. Теперь Бардин и Браттейн не должны были докладывать результаты своей работы Шокли.

Оказалось, что новый порядок не вполне устраивает Бардина. Он переориентировался, отставил в сторону полупроводники и начал заниматься теорией сверхпроводимости. Бардин перешел на работу в Иллинойский университет. «Сложности у меня возникли в связи с изобретением транзистора, — написал он в письме Келли, где просил освободить его от работы. — До того здесь была прекрасная атмосфера для исследований… Но после изобретения транзистора Шокли начал с того, что запретил всем остальным заниматься этой проблемой. Короче говоря, он использовал группу главным образом для того, чтобы разрабатывать собственные идеи»[302].