Максим Гиллельсон - М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
да 1, а 15 июля 1841 года был убит. Постараюсь
передать немногое, что помню из юнкерской жизни
Лермонтова, с которым я в одно время находился
в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских
юнкеров.
В 1832 году Михаил Юрьевич Лермонтов, опреде
ляясь в лейб-гвардии Гусарский полк, поступил в гвар
дейскую школу. В то время гвардейские юнкера не
состояли при своих полках, а все находились в озна
ченной школе, где должны были пробыть два года,
по прошествии которых выдержавшие экзамен произ
водились в офицеры. Поступали туда не моложе сем
надцати лет.
Между товарищами своими Лермонтов ничем не вы
делялся особенно от других. В школе Лермонтов имел
страсть приставать с своими острыми и часто даже
злыми насмешками к тем из товарищей, с которыми он
был более дружен. Разумеется, многие платили ему
тем же, и это его очень забавляло. Редкий из юнкеров
в школе не имел какого-либо прозвища; Лермонтова
прозвали Маёшкой,уменьшительное от Маё — назва
ние одного из действующих лиц бывшего тогда в моде
165
романа «Notre-Dame de Paris» *, Маё этот изображен
в романе уродом, горбатым 2. Разумеется, к Лермон
тову не шло это прозвище, и он всегда от души смеялся
над ним. Лермонтов был небольшого роста, плотный,
широкоплечий и немного сутуловатый. Зимою в боль
шие морозы юнкера, уходя из школы, надевали шинели
в рукава, сверх мундиров и ментиков; в этой форме он
действительно казался неуклюжим, что и сам сознавал
и однажды нарисовал себя в этой одежде в карикатуре.
Впоследствии под именем Маёшки он описал себя
в стихотворении «Монго». «Монго» — тоже школьное
прозвище, данное Алексею Аркадьевичу Столыпину,
юнкеру лейб-гвардии Гусарского полка. Столыпин был
очень красив собой и очень симпатичен. Название
«Монго» взято было также из какого-то французского
романа, в то время бывшего в большом ходу, один
из героев которого носил это имя.
Лермонтов не был из числа отъявленных шалунов,
но любил иногда пошкольничать. По вечерам, когда
бывали свободны от занятий, мы часто собирались
вокруг рояля (который на зиму мы брали напрокат);
на нем один из юнкеров, знавших хорошо музыку,
аккомпанировал товарищам, певшим хором разные
песни. Лермонтов немедленно присоединялся к пою
щим, прегромко запевал совсем иную песню и сбивал
всех с такта; разумеется, при этом поднимался шум,
хохот и нападки на Лермонтова. Певали иногда роман
сы и проч., которые для нашей забавы переделывал
Лермонтов, применяя их к многим из наших юнкеров,
как, например, стихотворение (ходившее тогда в ру
кописи), в котором говорится:
Как в ненастные дни
Собирались они
Часто... и проч. 3.
Названия этого стихотворения не помню, переде
ланное же Лермонтовым слишком нескромного содер
жания и в печати появиться не может.
У нас был юнкер Ш<аховско>й, отличный товарищ;
его все любили, но он имел слабость сердиться, когда
товарищи трунили над ним. Он имел пребольшой нос,
который шалуны юнкера находили похожим на ружей-
* «Собор Парижской богоматери» ( фр.) .
166
ный курок. Шаховской этот получил прозвище курка
и князя носа. В стихотворении «Уланша» Лермонтов
о нем говорит:
Князь-нос, сопя, к седлу прилег —
Никто рукою онемелой
Его не ловит за курок.
Этот же Шаховской был влюбчивого характера; бы
вая у своих знакомых, он часто влюблялся в молодых
девиц и, поверяя свои сердечные тайны товарищам,
всегда называл предмет своей страсти богинею. Это
дало повод Лермонтову сказать экспромт, о котором
позднее я слышал от многих, что будто экспромт этот
сказан был поэтом нашим по поводу ухаживания моло
дого француза Баранта за одною из великосветских
дам. Не знаю, может, это так и было, но, во всяком
случае, это было уже повторение экспромта, сказанного
Лермонтовым, чтобы посердить Шаховского для забавы
товарищей. Сообщаю ниже этот экспромт, нигде не на
печатанный; прежде же того позволю себе объяснить
читателю, в чем дело. В юнкерской школе, кроме ко
мандиров эскадрона и пехотной роты, находились при
означенных частях еще несколько офицеров из разных
гвардейских кавалерийских и пехотных полков, кото
рые заведовали отделениями в эскадроне и роте, и при
том по очереди дежурили: кавалерийские — по эскад
рону, пехотные — по роте. Между кавалерийскими
офицерами находился штаб-ротмистр Клерон, улан
ского полка, родом француз, уроженец Страсбурга;
его более всех из офицеров любили юнкера 4. Он был
очень приветлив, обходился с нами как с товарищами,
часто метко острил и говорил каламбуры, что нас очень
забавляло. Клерон посещал одно семейство, где бывал
и Шаховской, и там-то юнкер этот вздумал влюбиться
в гувернантку. Клерон, заметив это, однажды подшутил
над ним, проведя целый вечер в разговорах с гувернант
кой, которая была в восхищении от острот и любезности
нашего француза и не отходила от него все время, пока
он не уехал. Шаховской был очень взволнован этим.
Некоторые из товарищей, бывшие там вместе с ними,
возвратясь в школу, передали другим об этой шутке
Клерона. На другой день многие из шалунов по этому
случаю начали приставать с своими насмешками
к Шаховскому. Лермонтов, разумеется, тоже, и тогда-то
167
появился его следующий экспромт (надо сказать, что
гувернантка, обожаемая Шаховским, была недурна
собою, но довольно толста):
О, как мила твоя богиня!
За ней волочится ф р а н ц у з , —
У нее лицо, как дыня,
Зато... как арбуз 5.
Надо заметить, что вообще Лермонтов не любил да
вать другим списывать свои стихотворения, даже и чи
тать, за исключением шутливых и не совсем скромных,
появлявшихся в нашем рукописном журнале. Составите
лями нумеров этого журнала были все, желавшие
и умевшие написать что-либо забавное в стихах или
прозе для потехи товарищей. Выход этого школьного
рукописного журнала 6 (появлявшегося раз в неделю)
недолго продолжался, и журнал скоро наскучил непо
стоянным повесам.
По вечерам, после учебных занятий, поэт наш часто
уходил в отдаленные классные комнаты, в то время пу
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});