Григорий Ревзин - Риэго

В той же Грасалеме Риэго ожидала новая радость: из лежащего в десяти лигах к северу городка Морон-де-ла-Фронтера прибыл гонец с письмом от капитана королевских драгун Осорно. Капитан сообщал, что хочет присоединиться со своим эскадроном к революционной колонне. Он же писал, что Майоркинский и Валенсийский полки склоняются на сторону повстанцев.

Эта радостная весть, сообщенная бойцам, подействовала, как электрический заряд. Тотчас, без приказа, по собственному почину, люди построились в походный порядок, готовые расстаться с гостеприимным городком, давшим им приют и надежду.

Среди дня 1 марта выступили из Грасалемы. Отдохнув за ночь только два часа в Пуэрто-Серрано, форсированным маршем двинулись к Монтельяно, где стояли майоркинцы.

Неудача… Майоркинский полк ушел из Монтельяно за час до прихода туда колонны.

Стали ждать, как было условлено, валенсийцев. Но их полковник, испугавшись в последнюю минуту своей смелости, увел полк подальше от Монтельяно.

Пошли на соединение с драгунами Осорно в Морон-де-ла-Фронтера, куда колонна и прибыла 3 марта. Здесь ряды патриотов пополнились двумя сотнями кавалеристов.

Почти неделю отряд Риэго не входил в соприкосновение с неприятелем. Но вот вновь показались передовые части правительственных войск, а еще через день О’Доннель подтянул к Морону всю свою дивизию и стал окружать городок.

Огромное несоответствие сил не оставляло патриотам никакой надежды на успех в случае решительного столкновения. Риэго поспешно покинул Морон. Отряд стал медленно отходить в сторону гор, сдерживая противника арьергардными стычками.

О’Доннель атаковал теперь с большой решимостью: число его стрелков превышало втрое общее количество людей в рядах повстанцев.

Два вражеских батальона охватили колонну с флангов и открыли по ней убийственный перекрестный огонь. Сохраняя свой строй, подбирая убитых и раненых, патриоты отступали в намеченном направлении. Время от времени они вынуждены были переходить в контратаку, чтобы сдержать неистовый напор врага, крайне осмелевшего, уверенного в своей близкой победе.

Однако паническое бегство восставших, на которое так рассчитывал О’Доннель, заставляло себя ждать. В критическую минуту Риэго, покрытый пороховым дымом и кровью, выхватил красно-зеленое знамя у раненого знаменосца и, пришпорив коня, бросился на зарвавшихся передовых стрелков противника, увлек за собой Осорно с его драгунами.

Два раза кавалерия абсолютистов пыталась стремительным налетом сломить сопротивление и смять повстанцев. Ее встречали градом пуль, штыками, и она откатывалась назад, терпя тяжелый урон.

Но и ряды патриотов быстро редели. Еще два часа такого боя — и колонна перестала бы существовать. К счастью, надвигалась ночь. О’Доннель убедился в том, что все его усилия сбить противника со взятого им направления в горы не приведут к успеху. Продолжать преследование в темноте он не решился. Генерал приказал бить отбой, и колонна, наконец, оторвалась от врага.

Риэго не мог дать людям ни минуты отдыха. Надо было под покровом темноты забраться как можно глубже в сьерру.

Подсчитать людей?.. Зачем?! Перед концом боя он видел в лучах заходящего солнца, как немного их осталось. Страшное это видение и сейчас не покидало ею. Горстка… меньше одного батальона!..

В безлунную мартовскую ночь уцелевшие брели по кручам, напрягая последние силы. Риэго слышал за собой приглушенный топот ног и лязг оружия. Изредка застонет измученный невыносимой усталостью солдат. Раненые, притороченные к седлам мулов, бредили, истекая кровью.

Иногда из тьмы доносились хрип и клокотанье, вдруг смолкавшие. Тогда останавливались, чтобы похоронить умершего.

Риэго спешил туда, приказывал положить покойника у скалы и идти дальше. Если раздавался ропот, Рафаэль хватался за пистолет:

— Во имя Испании — ни одной потерянной минуты!

На рассвете 5 марта показалась Вильянуэва-де-Сан-Хуан.

Пересчитали бойцов: их осталось 400 человек. Выбыли из строя лучшие офицеры: Алугнис, де Кастро, Кароселли. Умирал капитан Чарнеко. В руки врага попали Ортис и Осорно.

Вперед, вперед!..

Два часа отдыха в Вильянуэве — и дальше в поход. Ночь провели в Хилене. Не останавливаясь, прошли Эстепу.

У старого моста через полноводный Хениль на колонну налетел кавалерийский разъезд в 60 сабель. И снова схватка.

Непрерывно отбиваясь от наскоков врага, добрались к концу дня 6 марта до Агилара. Противник не показывался. Риэго разрешил привал на час — только сгрызть корку хлеба, смоченную в вине, и опять в поход.

В Монтилье мертвый сон подкосил солдат посреди улицы.

В ту ночь алькальд Монтильи много раз поднимался с постели, чтобы посмотреть, улегся ли, наконец, его беспокойный постоялец. Сквозь дверную щель он видел все то же: подполковник как маятник все ходил да ходил из угла в угол.

Риэго подводил мучительные итоги. Двести лиг прошел он по Андалузии, и нигде, почти нигде не нашел настоящей поддержки, помощи без оглядки и расчета. Почему?.. Чем больше он думал, тем крепче утверждался в мысли, что должны существовать неизвестные ему слова убеждения, слова, которые могут преодолеть у народа чувство страха, поднять его так, как поднимали когда-то призывы герильи… Но что эго за слова? Какие чаяния живут в народных глубинах?.. Вот уже два месяца зовет он на борьбу против тиранов — и призывы его рождают лишь слабый отзвук в тех, кто должен был ответить предельным напряжением воли, жертвенной решимостью отдать жизнь за великое дело. Вот и солдаты колонны платят ему за заботу и дружбу горячей сыновней привязанностью. А ведь и они идут в бой только с покорной готовностью. Ни разу еще не видел он такого могучего порыва, как в годы, когда такие же крестьянские парни дрались с французами. Они защищали Испанию от чужеземного нашествия! Да ведь теперь они борются за свободу, против рабства! Но то были львы, а сейчас?.. Да, только покорная готовность.

«Какая доблесть!» (Ф. Гойя).

«Продавщица оршада» (Г. Доре).

Вдруг дело всей его жизни предстало Рафаэлю в новом свете. Он увидел себя и своих единомышленников одинокими среди огромной массы равнодушных соотечественников. Горечь этой мысли воскресила в его памяти тот кубок полынного настоя, который ему пришлось выпить при посвящении в масоны.

Риэго присел к столу, низко склонил голову на горячие ладони. Долго сидел он так, охваченный душевной болью.

Но вот вождь повстанцев стремительно срывается со скамьи. Раз начавши борьбу, он доведет ее до конца! Если Кирога держит еще Леон, рейд сослужит ему неоценимую службу. Но пусть даже Леон пал — жертвы не пропадут даром. Поход колонны еще долго будет призывать народ к борьбе!..