Эммануил Фейгин - Здравствуй, Чапичев!

— Что он ей сказал? — спросил Исаев у Чапичева.

— Я просто позвал ее, — пояснил Сейфула. — Надеюсь, с собакой мне можно разговаривать?

— Разговаривай, мне-то что, — разрешил Исаев, но когда Сейфула снова заговорил с собакой, не утерпел, сказал Якову: — Переводи!

— Разрешите, я сам переведу, — предложил Сейфула. — Я сказал ей, что на своей земле даже собаки и то кажутся удивительно милыми.

— «На своей земле»? — презрительно проговорил Исаев. — Нет у тебя своей земли. И не будет.

— Вы меня не так поняли.

— А чего тут понимать? И ребятишкам понятно, зачем ты сюда полез. Голодной курице просо снится, а тебе отцовские имения. Только номер не прошел и не пройдет. Как говорится, видит око, да зуб неймет. Слышал такое?

— Ошибаетесь, начальник, — возразил мурза. — У меня нет здесь имений. Отец проиграл и прокутил их еще до того, как я родился. У меня тут ни кола ни двора.

— А за что ты тогда кровь людскую проливаешь, за что жизнью своей рискуешь?

— Идея!..

— Идея? — Исаев хотел рассмеяться, но смех у него не получился, только вырвались из горла какие-то гортанные звуки. — Дать бы тебе как следует разок, и вся идея из тебя мигом вылетела б. Да и нет ее у тебя. Откуда, какая может быть идея у бандита?

— Странно слышать такое от коммуниста, — сказал Сейфула. Он, видимо, уже смирился со своей участью и говорил теперь совсем «по-мирному». Тонкими пальцами гладил прикорнувшую у его ног собаку и задумчиво поглядывал то на безоблачное небо, то на тоненькую молоденькую яблоню, посаженную лесником у порога своего дома.

— Присмирел, бандюга, — проговорил, глядя на него, один из бойцов нашей группы. — Христосик, да и только. А ведь совсем недавно каждого из нас готов был живьем проглотить…

— А ты что думаешь, теперь он другим стал? Нет, брат… Такой не переменится, — отозвался Исаев. — Дай ему волю, он всех до единого, всех, кто встанет на его пути, перережет. Для него и ему подобных нет ничего святого.

Исаев говорил тихо, но с трудом сдерживал себя.

— Это вы верно изволили заметить, — подтвердил Сейфула. — Для достижения своей цели я готов на все. В этом мы с вами одинаковы.

— Врешь, не одинаковы! — уже не в силах сдержать свою ярость, закричал Исаев. — Ты бандит, всю жизнь свою за людьми охотился. Всю жизнь людей убивал. Так и помрешь бандитом. А я слесарь… Шестого разряда слесарь, слышишь?.. Я вот этими руками могу машины делать, людям пользу приносить. А ты мне мешаешь, гад, лезешь в мою жизнь, и я должен за тобой, сукиным сыном, по лесу гоняться. Но я тебе не охотничья собака, будь ты трижды проклят…

— Все правильно, не возражаю, — сказал Сейфула. — Только о собаках вы зря так. Собака — добрый зверь. Это человек — дрянь, а звери…

— Пой, пташка, пой, — прервал его Исаев. — Слыхали мы такие оперы. Может, еще каяться начнешь в своих грехах, кровопийца? Ну что ж, кайся, а то не успеешь, времени тебе в обрез осталось.

Сейфула промолчал. Опустил глаза, задумался. Затем вдруг спросил Якова:

— Скажите, если не секрет, вы давно служите?

— Не секрет, — ответил Яков. — Четыре года. Но я не служу, а выполняю свой гражданский долг.

— Допустим, что так. Но все равно вы профессиональный солдат. И как солдату вам повезло. Можете благодарить судьбу, что наши пути скрестились. Вам это пригодится.

— Надеюсь, пригодится, — сказал Чапичев. — А что касается судьбы, я на нее не в обиде. Спасибо ей, что она меня с вами столкнула. Честно говорю, спасибо. Я боец, а бойцу полезно вот так, с близкого расстояния, приглядеться к врагу. Да еще к такому непримиримому.

— Нас только смерть может примирить, — подтвердил Сейфула.

— Ну что ж, видно, что так! — согласился Яков. — На этот счет я не заблуждаюсь. Видно, что ничем другим вас не усмиришь.

Послышался натужный гул идущего в гору автомобиля. Сейфула приподнялся.

— Сиди, — прикрикнул на него Исаев. — Встанешь, когда прикажут.

Подъехала машина с конвойными.

— За вашей группой идет машина, скоро будет, — сказал начальник конвоя и умело связал Сейфуле руки.

— Ну, желаю удачи, солдат, — повернулся Сейфула к Якову. — Может, еще встретимся.

— Вряд ли.

— На войне всякое бывает, — продолжал Сейфула. — А война скоро будет. И не такая, как наша сегодняшняя перестрелка. Это что, детская игра. Я говорю о большой войне, настоящей. Вот тогда, даст бог, и встретимся в бою.

— Твоя песенка спета. Ты уже отвоевался, — вмешался в разговор Исаев.

— Вы так думаете? — усмехнулся мурза. — Это ведь бог решает, а не мы с вами. Но даже если так. Что ж! У меня сын растет. Пятнадцатый год пошел молодому воину. Я не довоюю — он за меня довоюет.

— Мы с пацанами не воюем, — отрезал Исаев.

— А он уже не ребенок. Я в его годы сражался, и неплохо.

— Что за разговоры! — спохватился начальник конвоя. — Арестованный, в машину!

— Ну и дьявол, — произнес Исаев, когда машина скрылась за поворотом лесной дороги.

— Да, не ангел, — тихо проговорил Яков и, помолчав мгновение, спросил: — Его расстреляют?

— Нет, цацкаться с ним будут. Лектором назначат для таких, как ты, — засмеялся Исаев.

Яков не ответил. Не улыбнулся. Не принял шутки. Я давно не видел его таким серьезным.

Мне почему-то так и не привелось после поговорить с Чапичевым об этом эпизоде. Но я уверен, что он произвел на него огромное впечатление. В ту пору Яков созревал как воин. Он остался на сверхсрочную службу в армии не потому, что не было для него иного места в жизни, а потому, что чувствовал и сознавал: война не за горами.

В Германии уже два года властвовал Гитлер. С каждым днем над миром вое больше и больше сгущались военные тучи. И Яков хотел встретить военную грозу во всеоружии. Он, как гончар, формировал, лепил, обжигал свой характер, свою душу для войны. Я думаю, что он и в самом деле был благодарен судьбе за то, что она еще в предгрозовые дни скрестила его солдатский путь с путем мурзы Сейфулы — противника сильного, смелого и убежденного. Эта встреча рассеяла у него, как и у каждого из нас, иллюзию насчет того, что будущий наш противник глуп и труслив, жалок и слаб.

Яков был умным человеком. И необыкновенно чутким. Он доверял своему уму и сердцу. И правильно делал, что доверял. Они его не подвели.

БЕССМЕРТИЕ ПРОХОРА ИВАНОВА

Двадцать пятого августа 1935 года в газете «Правда» была опубликована небольшая телеграмма из Крыма. Привожу ее полностью:

«Армянск (Крым). 24 августа.

Кузнец колхоза «Красный полуостров» Иван Павлов, собирая картечь в обмелевшем Сиваше, обнаружил тело красноармейца, убитого белогвардейцами в бою под Перекопом в 1920 году.