Сергей Михеенков - Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941-1945

Наконец-то занялись чисткой и приведением в порядок личного оружия. На марше и во время боев чисткой оружия заниматься было некогда. Так, протирали по-быстрому, чтобы не заклинило. А тут появилось время. Солдат в такие часы всегда надо чем-то занять. Иначе не удержишь. Тут же в голову полезет разная блажь: трофеи, выпивка, женщины…

Пулеметчики заряжали диски. Когда пошли в наступление и начались бои в населенных пунктах, мы больше стали расходовать бронебойно-зажигательных патронов. Вот пулеметчики снова и заряжали бронебойно-зажигательными. Автоматчики драили свои ППШ и тоже заряжали запасные диски. Старшина роты осмотрел всех, составил список и начал замену старого, рваного обмундирования на новое. Иногда, правда, на не совсем новое, но добротное. Был у него в обозе кое-какой обменный фонд. Обоз у старшины теперь стал большим, хозяйство сразу разрослось, когда появилась возможность его свободно перемещать с места на место за наступающей ротой. Трофейные кони здорово нам помогали. На берегу Дуная солдаты устроили стирку. На кустах развесили на просушку гимнастерки, брюки, портянки. Сами помылись. Хоть и сентябрь, а вода в Дунае была еще теплая. Те, кто воевал с Днепра, вспоминали Днепр недобрым словом.

После помывки и стирки солдаты моего взвода снова стали выглядеть опрятными.

Я не купался. И вот почему. Стал за собой замечать: всегда в одно и то же время, во второй половине дня, меня начинает знобить. Петр Маркович тоже заметил, что я мучаюсь. И однажды, внимательно посмотрев на меня, сказал:

— Малярия.

Малярия выматывает силы. Тело все трясет как в лихорадке.

В полку заболело около трехсот человек. В основном солдаты, сержанты и лейтенанты из числа командиров взводов. Окопный народ.

Всех нас собрали в одно место. Организовали своеобразный лазарет под открытым небом. Мы лежали на камышовых циновках, покрытых плащ-палатками. Но лечить от малярии под открытым небом… Когда начинается приступ, мерзнешь даже в жару. Трясет. И это продолжается полтора-два часа. Потом бросает в жар. Обливаешься потом. Белье становится мокрым. Надо сразу же переодеться. Если есть сменное белье. И вот мы лежали на циновках. Нас лечили.

В «госпиталь» пришел мой связной Петр Маркович Мельниченко. Пришел навестить меня. Посмотрел, поинтересовался, как нас тут кормят, чем лечат. И сказал:

— Кормежка у вас тут, ребята, хорошая. Но лекарства… Пойду схожу к старшине. У него кое-что должно быть…

Пошел. Вернулся скоро. Довольный. Развязал свой сидор, вытаскивает бутылку водки. Не фляжку, а настоящую, стеклянную бутылку, запаянную сургучом. Налил нам, кто рядом лежал, по полстакана водки, добавил туда по половине столовой ложки соли.

— Пить, когда затрясет, — строго-настрого приказал он.

И вот, когда пришло время в очередной раз дрожать от озноба, я выпил это снадобье. Сразу почувствовал некоторое облегчение. На второй и третий день я повторил процедуру, соблюдая ту же дозу. На четвертый день ознобом меня уже не било. За прошедшие дни я сильно ослабел. А тут немного приободрился. Ребята, которые рядом лежали, и говорят врачам:

— Не те лекарства вы нам даете.

— Как не те? Хинин. Как положено.

— Ваш хинин плохо помогает. — И рассказали, чем мы лечимся.

Вначале они даже возмутились. Но у них ведь тоже приказ: как можно быстрей вернуть в строй заболевших малярией. А больных много. И с того дня врачи стали давать нам другие лекарства: хинин, желтые такие таблетки, и — по полстакана водки с солью. Дело быстро пошло на поправку.

8 сентября после завтрака командир роты собрал нас, командиров взводов, и приказал готовить личный состав взводов к переправе через Дунай.

Переправляли нас румынские речники на грузовых баржах. Судами они управляли умело, ловко. Минометная и пулеметная роты погрузились на буксиры. Тут же, на баржах, мы держали в поводу своих обозных лошадей. Переправа длилась не больше получаса.

Так что через полчаса мы оказались в Болгарии. В Туртукае. Наших войск там пока еще не было. Болгары смотрели на нас через Дунай и ждали, что будет.

На набережной Туртукая нас встречали власти города и почетный караул болгарской воинской части. Их военный духовой оркестр играл Гимн Советского Союза.

На болгарский берег первыми сошли с буксира командир нашего 8-го гвардейского полка полковник Панченко и офицеры штаба. Все при орденах, в новых гимнастерках. У них снабжение получше нашего. Командир болгарской воинской части, стоявшей в карауле, отдал ему рапорт. Затем оркестр снова заиграл марш, но уже другой, свой. И болгарские солдаты почетного караула прошли строевым шагом мимо группы наших офицеров и левого фланга полка. Шли лихо, так и чеканили шаг. Мы бы так не смогли.

На набережной собралось много народу. Болгары и болгарки. В руках букеты цветов. На лицах радостные улыбки. Радость болгар была искренней. Так мы, солдаты Красной армии, и вошли в Туртукай — в сопровождении болгар, которые дарили нам цветы. Так и вошли все в цветах. Тут уже появился наш, полковой духовой оркестр. Заиграли наш марш, и мы — пошли.

При входе в город нас встретили старики-болгары, которые помнили еще бои с турками на Шипке в 1877–1878 годах, когда русские солдаты пришли освободить их от турецкого ига. Повзводно начали уводить нас к себе. В каждом дворе, прямо под яблонями и среди виноградных лоз, были накрыты столы. Болгары угощали нас красным вином, сыром, брынзой, хлебом, виноградом, грушами, яблоками.

Это были истинно братские застолья. Они запомнились. Нигде нас так не встречали, как в Болгарии.

Во второй половине дня пришел связной от командира роты: на построение. Мы встали из-за стола, поблагодарили хозяев за гостеприимство и доброе угощение. Пьяных среди моих автоматчиков не оказалось.

Болгары смотрели на нас, трогали нашу одежду. Они увидели русских людей, перенесших все тяготы войны с фашистской Германией. Они думали, что немецкую армию никто не сможет одолеть.

Нас построили, провели перекличку. И ротными колоннами полк пошел на Софию.

Шли полевыми дорогами. Дороги петляли между пологими холмами. К югу холмы поднимались все выше и выше. Вокруг — кукурузные поля или виноградники и фруктовые сады.

Населенные пункты, села, хутора лежали в низинах между холмов. Как правило, возле родников, озер и по берегам небольших речушек. За время перехода мы не видели ни одного села, которое бы стояло возле дороги. Хутора словно прятались от дорог. Закрывались ярусами фруктовых деревьев. Мы даже церквей не видели.

Очередной дневной марш наш завершался. Мы уже поглядывали по сторонам, где командиры прикажут остановиться на привал. Справа от дороги в поле табачные плантации перемежаются с кукурузными. Там работали турки, мужчины и женщины. Они не ожидали нашего появления. И вот увидели русских солдат в походных колоннах при полной боевой выкладке, испугались и стали разбегаться. Лошадей быстро выпрягали и отпускали на волю, чтобы не достались нам, если мы вздумаем пополнить ими свои обозы. Мы, автоматчики, наблюдали за одной турчанкой. Она выпрягала коня прямо перед нашим взводом, потому мы и разглядели ее хорошенько. Вот она освободила коня от упряжи и, чтобы тот убежал в кукурузу и не достался русским, несколько раз вытянула его по бокам и крупу длинным кукурузным стеблем, так что тот с треском переломился. Конь взвился и неожиданно кинулся в нашу сторону. Турчанка растерялась. Остановилась. Смотрела то на нас, то на своего коня. Мы остановились, смотрели на нее и смеялись. Она продолжала стоять. Конь побрел в кукурузу. Она немного успокоилась, пришла в себя и, видя, что мы не опасны, тоже засмеялась и пошла в кукурузу. Раза два оглянулась. Одета она была по-мусульмански: в широкое разноцветное платье, в женские штаны из чисто красного материала, а на голове повязан платок весь в красных цветах, концами опущенный на плечи. Из-под платка до поясницы свисали черные волосы.