Илья Либерман - Война глазами фронтовика. События и оценка

Такой же ошибкой следует считать расположение тыловых военных складов у самой границы. Когда началась война, врагу удалось в короткий срок захватить в свои руки материально-технические запасы военных округов, что осложнило снабжение войск и мероприятия по формированию резервов.

Ошибкой также следуют считать незавершение строительства оборонительных сооружений и укрепрайонов на западной границе. Когда же началась война, пограничникам и войскам прикрытия пришлось бороться с противником в открытой местности, а военному руководству командовать, находясь в не приспособленных для штабной работы помещениях.

Весьма грубую ошибку Сталин допустил в середине марта 1942 г. при составлении стратегического плана военных действий на летнюю кампанию 1942 г. Он решил опередить Гитлера, добиться уже тогда коренного стратегического перелома в войне. А для этого сразу ударить в нескольких местах: под Ленинградом, на Украине и в Крыму. Сейчас известно, что решение это не в последнюю очередь было результатом дезинформационной акции немецкой разведки. Очень сложным путем в руки Сталина попал так называемый план под кодовым названием «Кремль», который как бы раскрывал намерения вермахта на 1942 г. По этому плану главный удар немцы должны были якобы нанести силами группы армий «Центр», то есть прямо на Москву. Об обстоятельствах, в которых принималось это решение, свидетельствует Г. Жуков. Он пишет, что маршал Б. Шапошников выразил несогласие с планом наступательной операции на Украине и указал на отсутствие для этого необходимых резервов. Сталин, не дав ему закончить, сказал: «Не сидеть же нам в обороне сложа руки и ждать, пока немцы нанесут удар первыми! Надо самим нанести ряд упреждающих ударов на широком фронте и прощупать готовность противника. Жуков предлагает развернуть наступление на западном направлении, а на остальных фронтах обороняться. Я думаю, что это полумера».

Верховное Главнокомандование предусмотрело в плане предложение Сталина и решило одновременно и обороняться и наступать. При этом не было учтено, что после московского зимнего наступления 1941 г. советские войска были обессилены и обескровлены и не имели достаточного запаса ни снарядов, ни мин, ни продовольствия. Помимо этого главные резервы советских войск были сосредоточены под Москвой, а Гитлер нанес удар в районе Харькова.

В результате этого ошибочного решения трагедией обернулись действия 2-й Ударной армии в болотах под Ленинградом, гибель войск в Крыму, прорыв нашего фронта под Харьковом, откуда потом фашистские войска стремительно двинулись на Сталинград и Кавказ.

Таким образом, требование Сталина активных наступательных действий на лето 1942 г. задержало более чем на полтора года разгром врага и освобождение всей советской территории.

Серьезные просчеты в развитии отдельных видов вооруженных сил и родов войск допустил занимающий пост наркома обороны К.Е. Ворошилов, который для этой должности не имел достаточной военной эрудиции и оперативного кругозора.

Самым большим его просчетом была недооценка роли танков и переоценка роли кавалерии в будущей войне. Часто, когда нужно было принимать конкретные решения, в нем побеждал кавалерист. В этом плане характерно его выступление на XVII съезде ВКП(б): «Необходимо раз и навсегда покончить с вредительскими “теориями” о замене лошади машиной, об “отмирании лошади”». До самой войны Ворошилов был твердо убежден, что «красная кавалерия по-прежнему является победоносной и сокрушающей силой и может решать задачи на всех боевых фронтах». Абсолютизация опыта Гражданской войны в войне грядущей исправлялась дорогой ценой.

11.3. Внешние политические ошибки

Основная ошибка Сталина состояла в том, что он в двадцатые годы прошлого столетия создавал условия для возрождения мощной германской армии и становлению в этой стране фашизма. После окончания Первой мировой войны Германии запретили иметь наступательное вооружение, включая танки, тяжелую артиллерию, боевые самолеты. Однако Сталин не мешал возрождению ударной мощи германского милитаризма, а наоборот способствовал созданию материальной базы вермахта.

Наступление фашизма в Германии в двадцатые годы требовало решительного поворота во всей политике. Следовало образовать единый фронт рабочего класса, сблизиться с социал-демократическими партиями. Перед лицом фашистской опасности они заняли твердую антифашистскую позицию. Но этого не было сделано. Наоборот, с 1929 г., когда Сталин утвердил свое лидерство в Коминтерне, непримиримость к социал-демократам усилилась. При приходе Гитлера к власти Сталин сделал ошибочные выводы, как насквозь ошибочной была вся его предыдущая политика, чреватая трагическими последствиями.

X пленум исполкома Коминтерна в июле 1929 г. объявил, что главным врагом революционного пролетариата является социал-демократия, являющаяся особой формой фашизма. Поэтому перед коммунистическими партиями стоит задача решительного усиления борьбы против социал-демократии, особенно против ее левого крыла как опаснейшего врага, и надо порвать с ней всякие связи, вскрыть ее социал-фашистскую сущность. Этот безрассудный экстремизм облегчил приход Гитлера к власти.

В 1928 г. за нацистов в Германии проголосовало 810 тысяч избирателей, а 14 сентября 1930 года., когда немецкие коммунисты обрушили огонь на социал-демократов, за нацистов было подано 6 млн. 400 тыс. голосов, то есть в восемь раз больше. Ошеломляющий успех Гитлера должен был бы, казалось, заставить Сталина приветствовать политику Коминтерна. Но, по его мнению, рост популярности нацизма свидетельствовал лишь о том, что трудящиеся массы теряют свои парламентские иллюзии и неизбежно перейдут в революционный лагерь. И поэтому главной остается задача разгрома социал-демократии.

Раскольническая политика Коминтерна подорвала немецкое рабочее движение, его единство, усилило Гитлера. В результате такой политики в январе 1933 г. нацисты получили 11,7 млн. голосов, коммунисты около 6 млн., социал-демократы — 7,2 млн. Образуй тогда коммунисты и социал-демократы единый антифашистский фронт, еще можно было бы спасти положение. Но этого сделано не было, и к власти пришли фашисты.

Страшные репрессии обрушились на зарубежных коммунистов, искавших убежище в СССР от преследований на родине. Многие работники аппарата Коминтерна также разделили эту горькую участь. Сталин не раз обвинял видных деятелей международного коммунистического движения в контрреволюционной деятельности и шпионаже. X. Раковского он называл английским шпионом, В. Кнорина — польским и немецким шпионом, Б. Куна, многих других — пособниками троцкистов и агентами иностранных разведок. Руководящие деятели и активисты нелегальных в то время компартий Австрии, Венгрии, Германии, Латвии, Литвы, Польши, Румынии, Финляндии, Эстонии и Югославии, находившиеся в СССР коммунисты и политэмигранты из Болгарии, Греции, Италии и некоторых других стран, как и советские люди, подвергались пыткам, мукам следствия и обрекались на смерть.