Андрей Васильченко - Сумрачный гений III рейха Карл Хаусхофер

Письмо Рудольфа Гесса, адресованное Карлу Хаусхоферу

Мюнхен, 6 ноября 1933 года

Глубокоуважаемый господин профессор, по поручению господина Гесса я направляю Вам копию письма, которое господин Гесс направил статс-секретарю прусского министерства юстиции Фрайслеру.

Хайль Гитлер!

Хальдегард Фат, личный секретарь.

«Уважаемый господин Фрайслер, как Вы сами уже знаете, Ваше замечание на съезде юристов относительно "евреев, негров и прочих цветных" вызвало бурную реакцию в некоторых районах Земли. В частности, возмущены в Японии, о чем я очень сожалею, так как Япония является, наверное, единственной страной, которая выражала симпатии нашей революции. Более того, в японской прессе предыдущего периода выказывалась однозначная поддержка нашего национал-социалистического движения. Поэтому я прошу в будущем взвешивать Ваши высказывания, которые в той или иной мере касаются иностранных дел. Прошу быть в этих суждениях предельно осторожным. У нас в мире не так много зарубежных друзей, чтобы мы могли себе позволить оскорблять их без всякой на то надобности.

С немецким приветом, Рудольф Гесс».

Из письма Карла Хаусхофера, адресованного Рудольфу Гессу

Хартшиммель, 18 октября 1934 года

Дорогой Рудольф! Когда после богатого событиями 15 октября[29], после беседы с Альбрехтом ты возражал мне с таким выражением глаз, что возникало желание отказаться от всех твердо принятых решений, мне по дороге домой подумалось, что машина должна ехать вперед, если только в этом есть участие водителя. Приведу тебе другой, более понятный пример, с катанием на лыжах в горах. Если ты стремишься к далекой и находящейся на возвышенности цели, то снежный наст все равно продолжает сползать. Аналогичным образом сползает и «Фольксдойче Совет». Только чудом он продолжает стоять на ногах и проделал небольшой путь, несмотря на несколько крупных поломок. Но каждая из этих неприятностей делала подъем все круче и круче, а стало быть, труднее. А снежный наст становится от раза к разу все более рыхлым, что неудивительно, если принять во внимание перетягивание каната между нами и твоими помощниками.

Таким образом, в польский вопрос постоянно вмешиваются имперский служащий Бернард из Бломберга и обергебитсфюрер Наберсберг. Они имеют определенные полномочия, так как приглашены именно тобой. Но им еще долго предстоит набираться опыта, что пока они делают без особого успеха. Как ты можешь убедиться из приложенного письма, в вопросе «Швейцарской защиты», несмотря на твои указания, все происходит с точностью до наоборот… Если те же самые люди были обрадованы, когда сбросили с борта корабля Керскена, который действовал хотя и резко, но все-таки выполнял свой долг, то я теперь не могу смотреть ему в глаза.

В противоположность этому 23 октября я буду вынужден поставить перед Малым Советом вопрос ребром: или-или. Господин Лёш еще не выведен из числа сенаторов и продолжает управлять как воспитатель подрастающего поколения руководителей. Едва ли с этической точки зрения обновление народа предполагает обсуждение среди сенаторов и коллег проблем супружеской неверности. Я не знаю, существует ли в академической среде нечто подобное высшему партийному суду и армейскому суду чести. Об этом надо спросить господина Руста, который вручил ему в руки вопросы этнополитического воспитания…

Это лишь некоторые из личных вопросов, без ответа на которые я, собственно, не могу себе представить продолжение работы, которая могла бы принести хотя бы какую-то пользу. Вместе с тем эффективная защита едва ли возможна при нынешних условиях, когда происходит безответственное вмешательство различных партийных инстанций. Честь людей занимающихся внешнеполитической народной политикой должна защищаться хотя бы потому, что они не имеют возможности говорить вслух о многих делах, чтобы дать отпор любому крикуну, который обладает хотя бы минимальными политическими полномочиями…

Письмо Рудольфа Гесса, адресованное Карлу Хаусхоферу

Мюнхен, 23 октября 1934 года

Дорогой, высокочтимый друг!

На твое письмо я хотел ответить как можно быстрее, еще до очередного вылета в Берлин.

Прежде всего я очень благодарен тебе, что ты последовал моему совету и не стал провоцировать цепочку событий. Я полагаю, что тебе удастся и далее не сводить взаимные счеты. Я думаю, что в ближайшее время ты сможешь изменить свое мнение о Боле в лучшую сторону. Само собой разумеется, я создам необходимые для этого предпосылки. Ты знаешь, что я буду прикрывать тебя до самого последнего. Это мне удается без особых проблем. Я готов поддерживать и других сотрудников «Фольксдойче Совета», если буду убежден, что у них чистая совесть. Конечно же, Альбрехт по-прежнему может приходить непосредственно ко мне с вашими заботами. Охотно сообщаю, что запланировано сделать перед гауляйтерами доклад, посвященный работе с фольксдойче. Кто будет его делать, мы должны обсудить отдельно.

Сведения о том, что фон Риббентроп и Боле включены в состав совета, являются строго конфиденциальными. Как ты знаешь, столь же секретными являются сведения о моей и Керскена причастности к работе совета. Я могу признать, что злополучный случай был совершенно бестактным. О польском вопросе я уже беседовал с Ширахом. Он обещал заняться поведением Наберсберга. Теперь я жду ответ относительно Бернарда. Я буду беседовать на этот предмет с Боле. Относительно «Швейцарской защиты» я не отдавал никаких указаний. Я вообще узнал об этой проблеме в первый раз из твоего письма. Теперь я дал распоряжение, после чего д-р Пиллинг должен будет держаться особняком. Считаю неуместным давать еще один повод для адвокатов «Фронта»[30]. Керскен уже нашел себе работу в штабе СА у Виктора Лютце. Я жду удобного случая, чтобы примириться с ним. Однако оставлять его на прежнем месте я более не мог. Едва ли можно считать проявлением доброй воли нарушение моих категорических запретов. Я же ему запретил представляться за рубежом в качестве моего доверенного лица. Вдобавок к этому он под вымышленным именем вмешивался во внутренние дела других государств. Я очень признателен, что ты помогаешь мне нести эту ношу.

С надеждой на последующее сотрудничество, твой старый друг Рудольф Гесс.

Письмо Альбрехта Хаусхофера, адресованное Рудольфу Гессу

23 ноября 1934 года

Дорогой господин Гесс!

Едва я только выслушал Ганса Конерта[31] и соответствующим образом информировал его, как раскрываю сегодняшний номер «Народного обозревателя» и с великим сожалением для себя обнаруживаю, что мои надежды относительного польского вопроса оказались призрачными. Одностраничная статья в сегодняшнем выпуске «Народного обозревателя» и изложенная в ней позиция полностью противоречат принятому Вами вчера решению. Если в среду речь шла о репортаже одного из корреспондентов, то сейчас речь идет о редакционном материале официального партийного печатного органа. Едва ли есть необходимость описывать возможные последствия этого.