Алтарь Отечества. Альманах. Том 4 - Альманах Российский колокол
В день Великой Победы над лютым врагом весь народ ликовал, началась мирная жизнь. Я вышла замуж, появилась новая эстонская семья, дети. И только могильные холмики да памятники напоминают суровые прожитые годы войны. Народ скорбит о воинах, которые отдали свою жизнь за победу, но не дожили до неё».
О работе в 19-м Полевом подвижном госпитале (19-й ППГ) вспоминает Антонина Дмитриевна Жукова (Меркулова):
Старшая операционная медсестра 19-й ППГ, военфельдшер Антонина Дмитриевна Жукова (Меркулова). 1941 г.
– Тяжело вспоминать суровые годы Великой Отечественной войны. Они врезались в память до конца моей жизни.
Я работала старшей операционной сестрой 19-го ППГ. В госпиталь прибыла до начала войны сразу же после финского фронта. В госпитале я помню врачей, начальника госпиталя по фамилии Лазебый, и хирургов Хаскина, Широченкову, Баландина, Мильштейн.
На островах Моонзунда проходили ожесточённые бои, было много жертв. Убитых хоронили, а раненых везли в госпиталь. Хирурги госпиталя проводили все операции, черепно-мозговые, полостные, всё, что требовалось для спасения раненых. Работать было трудно, врачей и медицинского персонала явно не хватало на такое огромное количество раненых, а пополнения не прибывало. После того, как острова были отрезаны от железнодорожного сообщения при взятии Таллина, эвакуация раненых в тыл не производилась. Госпиталь был переполнен, многие изуродованные воины оставались лежать на носилках, их некуда было положить. Прямо на носилках их размещали в сараях, палатках и просто под навесами. Электрического света не было, освещались керосиновыми лампами, а стерильный материал готовили на примусах и керосинках. Автоклавы работали тоже на примусах. Во время боя машины с ранеными подходили одна за другой, раненые ждали своей очереди, истекая кровью, мучаясь от боли. Каждому предстояло перенести операцию, которая длилась по 2 – 3 часа. В операционную брали в первую очередь с угрожающими ранениями. Каждому больному казалось, что его рана была смертельной, просили о немедленной помощи. Об отдыхе не могло быть и речи, мы отдыхали, сидя за операционным столом. Перевязки раненым делали в перерывах между боёв, когда поступление новых раненых прекращалось.
Мне запомнился случай. В госпиталь привезли Черёмухина, врача 39-го артполка, ему было 25 лет. Тяжёлое ранение в ногу. Он умолял врачей спасти ему ногу, и хирург Хаскин решил не ампутировать. Стерильно обработали, зашили рваные места, а через некоторое время началась гангрена, на третьи сутки ногу пришлось ампутировать, но врач Черёмухин остался жив.
В операционной работала лаборантка Н.Г.Корнилович. В критический момент работы госпиталя она стала хирургической сестрой, и с обязанностями прекрасно справлялась. Своим чутким вниманием к раненым она согревала их души, вселяла уверенность в выздоровлении, перевязывала, готовила перевязочный материал. Хорошо было то, что перевязочного материала был большой запас.
Старшим фельдшером работала Ольга Васильева Афанасьева. Её обязанностью было принять и разместить раненых, во время операции давать наркоз. Очень чуткий человек! Бывало так, что раненые прямо на носилках лежали вокруг госпиталя, благо, что стояла сухая погода. На просьбы подойти, она успевала ко всем, беседовала, писала письма, выполняла все просьбы.
О себе мы забывали, для себя не жили. Всё было подчинено одной цели, выздоровлению наших пациентов – славных защитников Родины.
Самые тяжёлые дни были для нас, когда пришли фашисты. Бежать было некуда, да и незачем, всюду подстерегали убийцы. Всех медицинских работников госпиталя фашисты стали рассылать по лагерям для военнопленных. С этого момента наша жизнь закончилась. К нам относились, как к низшим рабам, творили над нами издевательства и надругательства, от которых стыла кровь в жилах. Меня поместили в лагерь для военнопленных, который находился в Эстонии в городе Вильянди. Этот лагерь немцы называли «Дом Пастернака».
В лагере меня держали до июня 1942 года. Вместе со мной в этом лагере находился поэт Г.А.Ладонщиков. Этот душевный человек много помогал узницам, вселял в нас веру в победу над фашистами. Много горя и страха мы натерпелись. Находились в бараке на многоярусных нарах в антисанитарных условиях. Нас заедали вши, блохи, появился сыпной тиф. Остановить эту заразу невозможно, не уничтожив насекомых. Я заболела тифом.
В критические моменты со мной был Ладонщиков, а потом и сам заболел. Но, наверное, не суждено мне было умереть, я выжила. Еле держалась на ногах, сильно болела голова, дальше оставаться в лагере было невозможно. Мне удалось выйти с территории лагеря, охрана меня не заметила. Оставалось только бежать, но сил не было. Я свернула с дороги, шла напрямик и набрела на хутор. Волею судьбы нашла добрых людей. Они меня приняли и приласкали. Это были эстонцы по фамилии Пикаль. За укрывательство им грозила смерть.
Они меня держали в сарае в подвале. Супруг Пикаль служил в церкви, играл на органе, а его жена была учительницей. С наступлением зимы я перешла жить в дом, как их прислуга. У них было четыре дойных коровы, и я им была нужна. Так я жила у Пикалей почти два года.
Шла война, и я всё время жила надеждой, что придут наши и освободят меня из плена.
Ждала и молилась со слезами.
Наступила осень 1944 года. Советские войска освобождали Эстонию от фашистов. Приближался час победы, сердце моё наполнялось радостью, становилось легче дышать. Дальше оставаться у Пикалей не было сил, я понимала, что в военном госпитале была более необходима.
Посоветовалась с моим покровителем, и он дал мне план, как найти своих. Казалось, я всё сделала как надо, но нарвалась на немцев. Они меня приняли за шпионку и посадили в одиночную камеру. Пять дней ко мне никто не приходил и не кормил. В тёмной комнате стояла солдатская кровать, покрытая байковым одеялом с засохшими пятнами крови.
Окна не было, свет дневной не
