Виктор Буганов - Булавин

— Ну, что? Видел кошевого?

— Видел. Гордиенко говорил, что те казаки пошли и впредь многие пойдут для лесу довольного на Самару с их войскового ведома, а не бездельно.

— Ну, понятно. Так, значит, говорил. Что-то не верится. А ты узнал: среди казаков какие слова носятся?

— Казаки говорят, что многие из них выбираютца в степь конницею с ружьем и з запасом, одвуконь. Слышал я в Сечи, что на сих днях приехали в Сечю от Булавина два человека и зовут их к себе. И по тому их возмущению в степь из Сечи выбралось в два дни человек с 300 и больши. И всеконечно запорожцы идут к Булавину. И те приезжие два человека с ними же. Собираются они в степи, в верховье реки Соленой, на Берде да близ Кленников, где преж сего он же, Булавин, стоял.

— Для чего они идут? Говорят о том казаки?

— Намерение их воровское: разорять полковников и рандарей и богатые домы.

В Белгород поступили сведения о сборе нескольких сот запорожцев в Кодаке; ожидают они себе полковника из Сечи. Московские власти наставляют воевод, гетмана Мазепу, «чтоб они запорожских казаков, которые похотят приставать к вору Булавину и к ево единомышленникам, от того воровства удерживали, а над ослушниками чинили военной поиск и промысл».

В Сечи, как и на Дону, происходит раскол: одни казаки идут к Булавину, собираются в разных местах, готовят конские табуны, берут с собой припасы; другие, во главе с кошевым, опасаются, ведут себя осторожно — гультяям, настроенным весьма решительно, поход разрешают, но на свой страх и риск; остальным, колеблющимся, «старым» казакам, «возбраняют», и они остаются в своих куренях.

С противоположной, восточной стороны донского пограничья власти тоже получали тревожные вести. Вскоре после избрания Булавина войсковым атаманом на Волге, в районе города Дмитриевска, что на Камышенке (Камышин), появился повстанческий отряд. О событиях, там разыгравшихся, рассказывал две недели спустя поручик Иван Муханов Никите Кудрявцеву, коменданту Казани, куда бравый солдатский командир бежал со страху из Дмитриевска:

— Сего мая против 13-го дня, в ночи, часа за три до дни (до рассвета. — В. Б.), спал я в доме своем и услышал в Дмитреевску пушечную стрельбу. И, прибежав к той стрельбе, увидел я в городе воровских казаков, конных и пеших; стреляют они из пушек по воротам воевоцкого двора — для того, что воевода Данила Титов от них заперся в том дворе.

— Где же были твои солдаты? — Комендант недоверчиво смотрел на поручика. — И сам ты что делал?

— Дмитреевские солдаты тут же в городе по улицам ходят с ружьем. Я стал им говорить, чтоб они с теми воровскими казаками учинили бой. А они мне сказали: иди ты от нас прочь, до коих мест сам жив! А воры ездят на лошадях по улицам и им, солдатам, говорят: вы нас не бойтесь, нам дело не до вас; надобны нам воевода да начальные люди.

— Дальше что было?

— Те воры у воеводского двора ворота выбили и пошли на двор, а другие, отделясь, пошли в пороховой погреб и поставили у него свой воровской караул.

— Что учинили они с воеводой?

— Того я не ведаю, потому что, видя дмитреевских солдат с теми ворами согласие, побежал из города тайно в степь к Саратову, чтоб тебе о том ведомость учинить в Казани. И шел до Саратова семь дней один.

Муханова охватил такой панический ужас, что он в течение недели добрел до Саратова, откуда еще через неделю перешел в Казань, весьма далеко от места своей службы. Из дальнейших расспросов выявились новые любопытные подробности:

— Сколько тех воров было в Дмитреевске?

— По моему присмотру было с 400 человек.

— А до их приходу в Дмитреевске об их намерениях ничего не знали? Не слыхали?

— Воевода дмитреевской Титов до их приходу для проведыванья про них, воров, в казачьи городки посылал дмитреевских солдат почасту.

— Что те посыльные говорили?

— Они приезжали к воеводе, в доездах писали и на словах сказывали, что у казаков никакова воровства и вымыслу на государевы городы нет.

— Значит, знали и скрывали?

— Так, получается. Теперь стало явно, что те посыльщики, дмитреевские солдаты, такой их (казаков-булавинцев. — В. Б.) воровской вымысел ведали и нарочно ему, воеводе, не сказывали.

Взятие булавинцами Камышина, неожиданное и стремительное, причем по достигнутой заранее договоренности с солдатами местного гарнизона, всполошило воевод. Они ожидают похода булавинцев к Саратову и другим городам по Волге, вплоть до Казани. Позднее стало известно, что булавинцы побили в Камышине солдатских офицеров, посадили в воду бурмистра и двух целовальников; воевода же «укрылся, а где, — ныне неведомо».

Повстанцы взяли воеводские пожитки, пушки, порох, свинец, «также таможенную и кабацкую и соляной продажи казну»; эти пошлины, сборы и взимали утопленные ими бурмистр и целовальники. Они же выбрали из камышинских солдат атамана и старшину и велели обоим «чинить право казачье, а соль велели продавать по 8 денег пуд».

В Камышине, как и во всех других местах, повстанцы вводили порядки казачьего самоуправления, расправлялись с начальными людьми. Снизили цену на соль. В Черкасске Булавин то же сделал для хлеба.

Продолжалось восстание в Тамбовском и соседних уездах. Власти должны были успевать всюду — помимо. Дона и соседних уездов, волнения и восстания продолжались или начинались в Башкирии и под Астраханью, в Запорожье и других местах. Массовое недовольство, выплескивалось наружу в разных местах. Канцлер Гаврила Иванович Головкин, сообщая царю о взятии Булавиным Черкасска, о «шатости» Сечи Запорожской, добавляет: вся шляхта смоленская бьет челом, что многие их крестьяне бегут из деревень с семьями к Брянску, «в новозаведенную от Василья Корчмина слободу на Ипуть реку», «их, помещичьи, дворы разоряют, животы (имущество. — В. Б.) грабят и людей их бьют до смерти». Из письма к нему, Головкину, смоленского воеводы Салтыкова стало известно: посылал он за теми беглыми крестьянами воинские команды с капитаном и прапорщиком. Но крестьяне с ними бились, убили одного солдата, другого ранили. То же сообщил дорогобужский воевода: бегут к Брянску крестьяне из Вяземского и других уездов с семьями. У них имеются пищали и рогатины. Идут «большими станицами» — человек по 100, 200, 300, 500 и более, «кроме женского полу», «поднявся целыми селы и деревни, через Дорогобужский уезд; идучи, чинят великое разорение и по селам и деревням крестьян с собою подговаривают, и многие к ним пристают. А которые их помещики и их люди и крестьяня за теми беглецами гоняютца в погоню, и по них стреляют (беглецы. — В. Б.) из ружья и бьют до смерти».

Головкин писал к Салтыкову, приказывал послать против беглецов «в прибавку» солдат, шляхту, конных рейтар «пристойное число с добрыми офицеры»; ловить тех крестьян, возвращать их помещикам, а тех, кто будет «боронитца ружьем», вешать «по дорогам, где пристойно».