Курт Воннегут - Судьбы хуже смерти (Биографический коллаж)

Вот такого рода медитация, хотя, как сказано, возникает она непредумышленно, - это самая большая ценность, без которой невозможна была бы наша культура. Так что ни в коем случае нельзя нам отказаться от книги, и пусть дисплеи с принтерами останутся только для материй примитивных и вполне земных". (Конец)

(Ксантиппа, у которой своя профессиональная жизнь и свои источники доходов, время от времени выливает на меня содержимое ночных горшков. А иначе бы я давно уже умер оттого, что слишком много сплю. Так бы вот дремал, да от этой дремы и окочурился. Или, уж во всяком случае, перестал бы посещать театры, смотреть фильмы, читать, выходить из дома, в общем, прекратил бы всю свою активную жизнь. Моя Ксантиппа - женщина из тех, кого Джордж Бернард Шоу называл "носительницами жизненной силы".)

Рассуждая о книгах как виде мантры для медитации, я упомянул Эбби Хоффмана. Сознаю, что сегодня большинство понятия не имеет, кем он был и чем занимался. А был он гением клоунады, родившись им, как Ленни Брюс, Джек Бенни, и Эд Уинн, и Стэн Лоурел, и У.К.Филдс, и братья Маркс, и Ред Скелтон, и Фред Аллен, и Вуди Аллен, и еще некоторые. Для подростков моего поколения он был совсем своим. И он занимает высокое место в моем перечне святых, которые, обладая исключительной смелостью, безоружные, никем не поддерживаемые, ни от кого и цента не получавшие, пытались хоть немного сдерживать государственные преступления против тех, кому Иисус Христос сулил когда-нибудь унаследовать землю.

Он был зол, насмешлив и привержен правде - на этом у него все и держалось.

Последние годы своей недолгой и ужасающе незабавной по обстоятельствам жизни Эбби посвятил тому, что старался как-то защитить природу, над которой глумились в долине реки Делавэр. Семье после его смерти не осталось ни гроша. У него были неприятности с правосудием, в частности, пришлось уклоняться от разбирательства по обвинению в торговле наркотиками. Но самое страшное его преступление заключалось в том, что он нарушил закон, нигде в такой формулировке не записанный: "Запрещается проявлять неуважение к чудовищным по кретинизму затеям вашего правительства, пока эти затеи не привели к последствиям абсолютно непростительным, диким по своему характеру и непоправимым".

Некоторым образом соотносится с дарованным нам правом мирно собираться и обращаться к правительству, требуя исправления недостатков, верно? (Кто-нибудь из обладающих властью, если глуповат или уж напрочь коррумпирован, выразился бы откровеннее: "Если за меня телевидение, хотел бы я видеть, кто против меня".)

Не убежден, что клоунада Эбби Хоффмана хоть на долю секунды сократила продолжительность войны во Вьетнаме; не убежден, что ее способны были сократить чьи угодно протесты - протесты противника не в счет. На встрече писателей в Стокгольме (тот самый конгресс ПЕН-клуба), происходившей, когда до конца этой войны оставался примерно год, я сказал, что против войны почти все американские деятели искусств, чья позиция стала чем-то вроде лазерного луча, дающего почувствовать силу морального возмущения. Только действие этого луча, уточнил я, примерно столь же впечатляет, как если бы кому-то в голову угодил кусок пирога с банановой начинкой - три фута толщиной, который уронили со стремянки: высота стремянки четыре фута.

Моя жена Джил (Ксантиппа, иначе говоря) провела во Вьетнаме, где шла война, целый год. Было это задолго до нашего с ней знакомства; снимала она там не столько саму войну, сколько вьетнамцев, обычных людей. Прекрасные, добрые ее снимки были отобраны для книги "Лицо Южного Вьетнама", а текст написал Дин Брелис (он там был в качестве корреспондента Си-би-эс.) На свой пятидесятый день рождения Джил получила от Брелиса письмо.

"Поздравляю Вас от души, Джил.

Вспоминается, как почти двадцать пять лет назад мы были во Вьетнаме. Вы там на себе не зацикливались. Хотя никто бы не осудил Вас за это, еще бы, красивая женщина, а кругом десятки тысяч мужчин - естественно, что она себя ощущает королевой. Но Вы держались по-другому. Вы смотрели в глазок камеры и сумели разглядеть многое, чего не заметили другие. Вы обходились без пистолета, хотя у многих журналистов оружие было. Вы стремились рассказать, сколько горя перетерпели из-за войны вьетнамцы, особенно дети. И Вы сумели почувствовать, какой кошмар означала эта война для Вьетнама. Часто без слез про это думать было невозможно, однако Вы ни на миг не поступились правдой. За каждым вьетнамским снимком - Ваше сердце. Ваш ясный ум. И каждая сделанная Вами фотография вопрошает: за что? Одного этого вопроса, который возникнет перед всяким, знающим Ваши снимки, достаточно, чтобы началось постижение истины.

Когда мы там с Вами были, Джил, Вьетнам был страной несчастья и жестокости. Горели города, жизнь покинула деревни, рисовые поля никто не обрабатывал, - помню, как Вас выводило из себя это запустение, как Вы горевали, видя трупы детей, валяющиеся по обочинам. Вы просто захлебывались от гнева, но шли к монахиням, к сестрам и вместе с ними пытались хоть что-то поправить, хоть на минуту возродить надежду, когда никакой надежды не оставалось, и даровать людям хоть капельку тепла. А вьетконговцы следили за Вами из зарослей, но Вас с монахинями они не трогали. Знали, Вы просто пытаетесь помочь людям, обезумевшим от страдания. Недавно я побывал в городе Хо Ши Мин, известном Вам под названием Сайгон, и бывший вьетконговец показал мне имевшийся у них список белолицых, которых не следует трогать. Ваше имя значится в этом списке.

Во Вьетнаме Вы поступали так, как всем бы следовало поступать, если мир был бы лучше. Надеюсь, такой мир для Вас стал чуть ближе, когда начинается Ваш путь к столетию. Есть старая вьетнамская поговорка: жить по-настоящему начинаешь" с пятидесяти лет.

Ваш старый товарищ Дин Брелис".

Стало быть, Ксантиппа (миссис Воннегут) - тоже в перечне святых.

А еще в этом перечне доктор Роберт Маслански, лечащий всех, кто страдает наркоманией, - он делает это в больнице Бельвю в Нью-Йорке, а также в тюрьмах. (Мы с ним иногда предпринимаем совместные прогулки, и бездомные его приветствуют, обращаясь по имени.) В этом перечне - Трис Коффин и его жена Маргарет, издающие еженедельник на четырех полосах, который они назвали "Вашингтон спектейтор". (С месяц назад я сообщил Трису и Маргарет, что считаю их святыми. Они сказали: мы люди уже немолодые, нам трудно протестовать особенно энергично.)

Похоже, я канонизирую легче, чем Римская католическая церковь, мне же не требуются доказательства вроде судебных улик, чтобы удостовериться, что вот это лицо действительно раза два-три совершало деяния, невозможные без помощи Божией. Для меня достаточно знать, что человек (все настоящие антропологи такое умеют) без усилия над собой рассматривает как равных и достойных уважения всех людей, независимо от расы и класса, а также что деньги для него дело вторичное.