Владимир Трубецкой - Записки кирасира

Царь покинул нас под исступленное и на этот раз самое искреннее «ура».

Многие из нас были как бы в состоянии какого-то экстаза, из которого вывел нас капитан Невежин. «Ну, поздравляю вас, — проговорил он, крепко пожимая нам руки, — теперь можете расходиться». У всех у нас были глупые, счастливые лица, глупые сконфуженные улыбки. Юнкера вышли из строя и тут же без всякого стеснения принялись отпарывать друг у друга юнкерские погоны и прицеплять офицерские. Их примеру последовал и я.

Ко мне подошел красивый николаевский юнкер Череп-Спиридович и пажи Поливанов и Гончаренко. Они тоже выходили в наш полк. Мы поздравили друг друга.

— Идемте скорее, переоденемся и явимся представляться в собрание все вместе.

Обгоняя друг друга, чуть не рысью, помчались мы в гору к Красному Селу.

Кузен Мишанчик, несколько сконфуженный, отстал. У него не было гвардейского балла. В армию войти он не пожелал и никакой формы себе не заказал. Он должен был сегодня же подать рапорт о зачислении в офицеры запаса.

Дома меня ожидала уже приготовленная Евменчиком офицерская летняя парадная форма вне строя.

Дико было почувствовать на своих ногах легкие штиблеты вместо привычных строевых сапог. Жесткий накрахмаленный воротничок, долго не желавший застегнуться, непривычно подпер шею. Подвешенная к перевязи и пропущенная через шарф лядунка стесняла движение руки, и я чувствовал себя неловко. Но надо было торопиться, в офицерском собрании нас ждали. По случаю сегодняшнего торжества там готовился парадный обед.

Как-то меня там встретят и как теперь держаться мне перед всеми этими совсем чужими для меня людьми, в присутствии которых я еще вчера не смел ни сесть, ни даже стать вольно?

В последний раз оглядел я себя в зеркало, глупо улыбнулся и с некоторой тревогой на сердце пошел в полковую канцелярию, где мы, четверо свежеиспеченных корнетов, условились встретиться.

В собрание повел нас полковой адъютант. Распахнулась дверь в длинную светлую столовую. В глаза бросился длиннейший парадно накрытый стол. В открытую дверь был видел хор трубачей, пристроившихся на балконе. В зале полно было офицеров.

— Вот вам и господа новоиспеченные! — громко сострил адъютант, указывая на нас.

— А-а-а!.. О-о-о!.. Е-е-е! — послышалось со всех сторон на разные голоса. Все присутствующие оглядывали нас, мило улыбаясь.

— Здравствуйте, здрассте!.. — пожалуйста, пожалуйте!

Мы отыскали взглядом командира полка, дабы официально «явиться» ему. Генерал, однако, отсутствовал, предупредив всех, что опоздает, и попросил начинать без него.

Старший из новоиспеченных, корнет Поливанов, маленького роста, весь как на пружинках, браво вытянулся перед старшим полковником и звонким тенорком лихо отрапортовал:

— Господин полковник, честь имею явиться по случаю производства в офицеры и зачисления Лейб-гвардии в Кирасирский Ея Величества полк… корнет Поливанов.

Во время этой тирады и последовавших за ней подобных выступлений каждого из нас — в столовой разом стало тихо, как в могиле. Все присутствующие мгновенно согнали улыбки и, став на вытяжку, сделали каменные лица.

— Ну, церемонии потом, а сейчас обедать! — весело проговорил наконец полковник.

При этих словах в зале снова поднялся гвалт. Нас подхватили под руки и поволокли на балкон к особому закусочному столу, усыпанному горячими и холодными закусками, рюмками и графинами с водками, настойками и наливками.

— Ну, молодежь, держись! — басил верзила Палицын. — Посмотрю-ка я, какой в вас толк!.. — наливайте, наливайте им!.. Так, так, так… Что-о-о?! Отказываетесь?!!! Что за р-распущенность? Кто вас воспитывал?!

— Молодые, запомните раз и навсегда: кирасиры Ея Величества не страшатся вин количества! — проговорил поручик Соколов, покручивая тараканьи усы и распоряжаясь рюмками.

Никто из старых не пил больше одной — двух рюмочек: напиваться водкой, как мы уже знали, считалось в полку очень дурным тоном. Водку пили только помаленьку, перед обедом, для возбуждения аппетита. Однако, нас новоиспеченных — сразу принялись накачивать — так уж принято было делать в этот день, и мы послушно опрокидывали рюмку за рюмкой.

— Боже мой, что же это будет?! — с некоторым ужасом подумал я. — Ведь это только еще предварительная закуска… Обед впереди!! Только бы не потерять приличия!

Кто-то из офицеров вспомнил о моем кузене Мишанчике. Как никак, он тоже был сегодня произведен в офицеры. Правда, в армейские, но все же! За Мишанчиком тотчас же командировали. Он прибыл сконфуженный, в солдатской гимнастерке, на которую кто-то успел нацепить офицерские погоны.

Вся компания наконец шумно уселась за стол. Трубачи на балконе грянули оглушительный марш. Подали суп и к нему мадеру, которую разливали в хрустальные фужеры внушительных размеров. Нас, новоиспеченных, рассадили порознь, не позволив держаться вместе. Возле каждого новоиспеченного сел старый бывалый корнет, приказывающий вестовым подливать вино. Моим соседом оказался корнет Розенберг, с места выпивший со мной на брудершафт и все время твердивший:

— Трубецкой, держи фасон! Пей, но фасона не теряй, это первое правило в жизни. Помни, что если тебе захочется пойти в сортир поблевать, — ты и это отныне должен суметь сделать с фасоном. Фасон — прежде всего, понимаешь?

Голова кружилась. В глазах рябило. Белая скатерть сливалась с белыми тарелками, фанфары трубачей — с громким говором и хохотом обедающих.

— Боже, Боже! — молился я. — Умоляю тебя, сделать так, чтоб я сегодня фасона не потерял!

Подали жаркое, и вестовые в белых рубахах окружили обедающих, держа в руках большие подносы с бокалами шампанского и большие бутылки, завернутые в ослепительно белые салфетки.

Вот тут-то и началось!

— Трубецкой, давайте на брудершафт! — кричал кто-то напротив меня.

— Эй, князь, выпьем «на ты», — кричали слева и справа, со всех сторон.

Отовсюду ко мне протягивались бокалы с пенящимся вином. С каждым нужно было облобызаться и выпить — выпить полный бокал «от души до дна». Позади моего стула, как и позади каждого новоиспеченного, прирос вестовой с бутылкой, и как я ни осушал свой бокал, он все время был полон.

Вдруг все разом с шумом вскочили со стульев и мгновенно умолкли.

— Трубецкой, командир полка пришел, — шепнул мне Розенберг, — «являйся», возьми в руки фуражку и смотри, фасона не теряй!

Я оглянулся, как в тумане прыгали передо мной десятки лиц. В горле чувствовалась невыносимая спазма. Ноги казались налитыми свинцом. С трудом взгляд мой отыскал, наконец, круглую физиономию генерала с маленьким изломанным носом.