Владимир Поцелуев - Великий Ленин. «Вечно живой»

О каком «пороховом дыме» говорил Троцкий, когда просто туман большевистской пропаганды и агитации застлал умы уставшей от войны народной массы. Вопрос о власти большевики навязывали политическим оппонентам, а всех несогласных с ними они объявляли «предателями революции», «явными контрреволюционерами». Даже в явном меньшинстве и политической изоляции большевики претендовали на власть и истину своей идеологии.

Резолюция Авилова о коалиционном правительстве собрала 150 голосов, но была отклонена. Большевистский состав Совета Народных Комиссаров был утвержден большинством делегатов съезда, в котором семь наркомов являлись членами ЦК РСДРП(б).

Рано утром был избран Всероссийский Центральный Комитет Советов рабочих и солдатских депутатов в составе 101 человека: 62 большевика, 23 левых эсера, 6 меньшевиков-интернационалистов, 3 украинских социалиста и 1 эсер-максималист. Таким образом, в составе ВЦИК были представлены все партии, оставшиеся на съезде, с надеждой подвергать критике популистские действия большевистского СНК. Вместе с тем съезд постановил, что состав ВЦИК может быть пополнен представителями крестьянских Советов, армейских организаций и групп, а также ушедших со съезда депутатов. Председателем ВЦИК был избран большевик Л. Каменев.

В 5 часов 15 минут утра 27 октября второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов был объявлен закрытым. «Мы наш, мы новый мир построим, – пели делегаты с реальной надеждой, – кто был никем, тот станет всем». Они разъезжались по всей России, увозя декреты-мечты, за реальное исполнение которых предстояло опять воевать.

Так было оформлено советское государственное руководство, к тому же большевистское большинство проголосовало за новую форму государственного управления – Социалистическую республику Советов рабочих и солдатских депутатов в виде диктатуры пролетариата, а фактически большевистской партии. И хотя съезд Советов рабочих и солдатских депутатов прошел не в полном своем составе, при явном большинстве большевиков, декреты, принятые на нем, стали началом социалистических преобразований и фактически началом социалистической революции.

«Октябрьская революция и роль в ней нашей партии, – заявит раскаявшийся «штрейкбрехер» Зиновьев после покушения на вождя большевиков, – есть на десять десятых дело рук тов. Ленина… не только своего главного политического вождя, практика, организатора, пламенного пропагандиста, певца и поэта, но и своего главного теоретика, своего Карла Маркса»[323].

В дальнейшем о Ленине будут говорить соратники, до головокружения народа восхваляя его личность, превращая его в вождя всемирной революции, обоготворяя его. Хотя, по выражению Троцкого: «…похожего на крепкого, умного мужика». И все же главным критерием его сущности являлись не слова, а его дела.

«Триумфальное шествие…»

Взяв политическую власть, большевики приступили к созданию, по определению Ленина, «пролетарского социалистического государства». В процессе социалистического строительства все собственники должны были быть превращены в наемных рабочих-пролетариев. В.И. Ленин считал, что главным и необходимым условием социалистического строительства должна стать диктатура пролетариата[324]. «Диктатура пролетариата, – писал В.И. Ленин, – если перевести это латинское, научное, историко-философское выражение на более простой язык, означает вот что:…только определенный класс, именно городские и вообще фабрично-заводские, промышленные рабочие в состоянии руководить всей массой трудящихся и эксплуатируемых в борьбе за свержение ига капитала, в ходе самого свержения, в борьбе за удержание и укрепление победы, в деле созидания нового, социалистического, общественного строя, во всей борьбе за полное уничтожение классов»[325].

В.И. Ленин уверял: «Без насилий по отношению к насильникам, имеющим в руках орудия и органы власти, нельзя избавить народ от насильников… Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть».

Далее Ленин поясняет, что такую диктатуру может осуществлять народ, но «диктатуру осуществляет не весь народ, – дополняет Ленин, – а только революционный народ». А так как государством управляют посланники народа, к которым Ленин относил себя и свою партию, то считал, что новая власть вправе осуществлять «ничем не ограниченную диктатуру»[326]. Таким образом оправдывался культ правящей партии и ее вождя.

«Но плох тот революционер, который в острый момент борьбы останавливается перед незыблемостью закона. Законы в переходное время имеют временное значение. И если закон препятствует развитию революции, он отменяется или исправляется…»[327] – считал вождь большевиков, имевший юридическое образование.

А кто и что определяет «острый момент борьбы», «переходное время»? Где критерий и кто его устанавливает? Марксизм признает высшим критерием истины общественную практику. Это может быть как заблуждение большинства, так и правдивость меньшинства. По нашему разумению, критерий истины может определить лишь время.

Популизм ленинизма-большевизма

Большевистский переворот всколыхнул Россию, огорчил многих патриотов, революционных деятелей, боровшихся за свободу народа и процветание державы на законной и естественной базе всемирного развития человечества. Свое возмущение нелепостью захвата власти большевиками и их всеобещающей ложью выразил Г.В. Плеханов в открытом письме рабочим Петрограда 26 октября 1917 г.:

«С начала восьмидесятых годов прошлого столетия, со времени основания группы «Освобождение труда», – в ее основе лежала одна политическая мысль: мысль об историческом признании пролетариата вообще и русского пролетариата в частности.

Вера в промышленный пролетариат считалась тогда у нас вредной ересью… промышленный рабочий не мог претендовать ни на какую самостоятельную историческую роль…

В течение последних месяцев нам, – писал Плеханов, – русским социал-демократам, очень часто приходилось вспоминать замечание Энгельса о том, что для рабочего класса не может быть большего исторического несчастья, как захват политической власти в такое время, когда он к этому не готов…

Нет, наш рабочий класс, – утверждал Плеханов, – еще далеко не может с пользой для себя и для страны взять в свои руки всю полноту политической власти. Навязать ему такую власть – значит толкать его на путь величайшего исторического несчастья, которое было бы в то же время величайшим несчастьем для всей России.