Александр Петряков - Сальвадор Дали. Божественный и многоликий

И таких «советов» в книге достаточно, но тем не менее эта книга не станет лишней в библиотеке всякого художника — она вдохновляет и воодушевляет, передает тот благоговейный трепет и почти чувственную любовь автора к краскам и всему процессу живописного ремесла. Он с увлечением рассказывает, как должен сидеть художник перед мольбертом, с какой скоростью должна двигаться рука живописца, когда он пишет небо и передает на нем «неуловимую игру света, чем так славятся картины Дали», как создать гармоничную композицию, как научиться рисовать линии модели с помощью пропитанных маслом шнуров, раскладываемых на теле натурщицы; как смешивать краски, как располагать их на палитре, как писать самые тонкие детали и какими для это пользоваться подпорками и приспособлениями, как стать хорошим колористом, пользуясь только белой и черной красками, как исправлять на холсте ошибки с помощью картошки, а также для чего нужны живописцу лук и чеснок, как перевести рисунок на холст и многое, многое другое. Есть здесь и предостережения против тех или иных неверных способов или приемов, против тех или иных лаков, красок, разбавителей и прочее.

Но самый главный секрет «состоит в том, что любой художник, мечтающий подарить миру шедевр, должен жениться на моей жене… Она будет боготворить вашу живопись больше, чем вы сами, при любом удобном случае смиренно предостерегая: “Смотри, как бы это не повредило твоей живописи”, “Лучше не будем так делать: живопись может огорчиться”… Гала — это та, кто с нежностью, голосом, напоминающим звучание эоловой арфы, читает вам длинные русские тексты: всего Пушкина, которого ни ты, ни твоя живопись не понимаете, не зная русского языка, но монотонное звучание которого убаюкивает вас почти в объятиях друг друга… кроме того, ее поза “создает тишину”, утоляет жажду и снимает тревогу…» И далее Дали с большой долей юмора описывает жизнь этого триединства — Галы, живописи и художника.

Да, действительно, далеко не всякому — ох не всякому! — досталась такая спутница жизни, как везунчику Дали. Она не только полностью освободила его от всех мирских забот, став его банкиром, квартирмейстером, адвокатом, любовницей и так далее, она была также и его музой, мечтой, вдохновением, идеалом, через нее, ее ауру, рвался он в заоблачный мир, достигал высочайшего творческого экстаза, подпитывался ее духовной энергией. Гала подпирала, подобно тому самому далианскому костылю, его природные дарования, не давала им упасть и исправно подбрасывала топливо в жаркую печь его неиссякаемого воображения и трудоспособности.

Недаром художник стал подписывать свои работы «Гала Сальвадор Дали» и говорил: «Я люблю Галу больше, чем отца, больше, чем мать, больше, чем славу, и даже больше, чем деньги». Без тени сомнения и не видя в том греха, он стал позже изображать жену в образе Мадонны на холстах с христианскими сюжетами.

Но, кажется, мы несколько увлеклись повествованием о Гале и не закончили рассказ о книге «50 магических секретов мастерства». Стоит ли говорить, что она блестяще проиллюстрирована автором: его виртуозные рисунки дополняют не менее образный текст и, без сомнения, подарят любому художнику очень приятные минуты, если он выберет свободное время и возьмет в руки это замечательное произведение, вышедшее, кстати, на русском языке повторно в 2002 году.

В конце первой главы этой книги Дали приведена «Сравнительная таблица значимости художников, разработанная на основе анализа, проводившегося Дали в течение десяти лет». Творчество Леонардо да Винчи, Мейсонье, Энгра, Веласкеса, Бугеро, Дали, Пикассо, Рафаэля, Мане, Вермеера Дельфтского и Мондриана рассматривается по таким параметрам: техника, вдохновение, цвет, рисунок, талант, композиция, оригинальность, тайна и подлинность. Оценки всем вышеназванным живописцам Дали дает по двадцатибалльной системе. Себя в этой таблице он оценил ниже, чем Вермеера, Рафаэля, Веласкеса и Леонардо да Винчи и ни по одному из параметров высшего балла себе не поставил. Желающих ознакомиться с этой таблицей подробно отсылаем к вышеназванной книге либо к «Дневнику одного гения», где она также приводится. Весьма примечательны и рисунки, прослеживающие процесс работы над картиной «Атомная Леда». В образе Леды, конечно же, выступает Гала, представшая на картине действительно богиней, — ее обнаженное тело не вызывает эротических желаний, бесстрастным холодком скульптуры веет от Леды, вознесенной над всем материальным, словно в высшем мире божественных идей. Почему художник так назвал это полотно? Очередным наваждением Дали стал так называемый «ядерный мистицизм». После взрыва атомной бомбы в Хиросиме, потрясшего все человечество, Дали был также ввергнут в пучину ядерной лихорадки, но на умозрительном уровне. Он никогда не был чужд новым веяниям в науке и технике, всегда прислушивался и отзывался в своем творчестве на научные открытия, и факт взрыва чудовищной силы, порожденной невидимыми даже под микроскопом частичками вещества, показался художнику мистикой.

Так оно и есть на самом деле. В микромире полно мистических тайн и загадок. Если в макромире, например, положение и скорость любого тела в любой момент могут быть точно измерены, то место и скорость атомной частицы одновременно вычислены быть не могут. Физик Гейзенберг, которому принадлежит это открытие, назвал его соотношением неопределенностей и сделал вывод, что мир атома недоступен наблюдению, не будучи разрушенным. Картина микрофизических состояний предстает исследователю либо в корпускулярном, либо в волновом обличии. В первом случае познается энергия и скорость объекта наблюдения, во втором — место и время. «Если ставят эксперимент, — говорил Гейзенберг, — который точно показывает, где она (частица) находится в данный момент, то движение нарушается в такой степени, что частицу после этого нельзя найти снова. И наоборот, при точном измерении скорости картина места полностью смазывается». Нильс Бор, автор теории дополнительности, дает и такую формулировку: «Понятия частицы и волны дополняют друг друга и в то же время противоречат друг другу; они являются дополняющими картинами происходящего». И физическим законом провозглашалась не достоверность, а вероятность, не реальность, а возможность, «потенциально существующее».

Эйнштейн был не согласен с этими учеными. Для него постулат о «свободе воли» электрона был неприемлем, потому что колебал священный принцип причинности и взрывал гносеологию изнутри. Война умов длилась четверть века, и Эйнштейн в конце концов вынужден был признать подтвержденные математическими расчетами факты, но все равно величал Нильса Бора играющим в кости божеством и мистиком.