Целитель - Жозеф Кессель
Но чтобы гарантировать его безопасность, понадобилась вся непомерная власть Гиммлера и то, до какой степени ему было необходимо лечение. А сколько людей, у которых не было такой защиты, подвергались преследованиям Кальтенбруннера и ему подобных! Их судили безо всякой вины, они были обречены — и с этим ничего нельзя было поделать. И Керстен — из-за опасности, которой ему чудом удалось избежать, — чувствовал себя как никогда близким к тем несчастным, как никогда солидарным с ними.
Глава двенадцатая. Договор во имя человечества
1
Неудавшееся покушение только укрепило дружеское отношение Гиммлера к Керстену. Он едва не потерял своего целителя, и поэтому Керстен стал ему еще дороже и нужнее. И доктор этим воспользовался. Через неделю, к моменту отъезда доктора в имение, Гиммлер был уже почти готов принять план Гюнтера.
На следующий день после того, как доктор вернулся в Хартцвальде, к нему приехала фрейлейн Ханна фон Маттенхайм. Это была приятельница Карла Венцеля[61], одного из самых крупных землевладельцев Германии. Венцелю было около шестидесяти, Керстен лечил его много лет, очень высоко его ценил и испытывал к нему глубокую признательность. Это Венцель когда-то посоветовал ему купить Хартцвальде и потом, не жалея ни сил, ни времени, ценными советами помогал ему наладить ведение хозяйства в поместье.
Фрейлейн фон Маттенхайм сказала доктору:
— Тридцать первого июля, то есть десять дней назад, наш добрый друг Карл исчез. Говорят, что он арестован, но точно ничего не известно. Все, кто с ним связан, очень волнуются.
Керстен сразу позвонил Брандту в штаб-квартиру Гиммлера в Восточной Пруссии. Но Брандт про Венцеля ничего не знал. Единственное, что он мог сказать, — это что после покушения на Гитлера были арестованы тысячи людей.
Брандт обещал Керстену сделать все для того, чтобы получить необходимую информацию, и доктор обещал фрейлейн фон Маттенхайм, что если с Венцелем случилось несчастье, то он употребит все свое влияние на Гиммлера, чтобы ему помочь. Она уехала успокоенная.
Через три дня к Керстену приехала еще одна старая знакомая, фрау Инфельд, она была немецкого происхождения, но вышла замуж в Швейцарию. Она тоже попросила у доктора помощи. Но на этот раз речь шла совсем о другом.
— Швейцария готова, — сказала фрау Инфельд, — принять двадцать тысяч евреев-заключенных, если удастся вытащить их из концлагерей. Этот план задумали несколько крупных промышленников, которые работают с Красным Крестом. У них есть согласие правительства в Берне.
Керстен взялся представить план Гиммлеру и его поддержать.
2
Семнадцатого августа 1944 года Керстен опять сел в Берлине на специальный поезд до штаб-квартиры в Восточной Пруссии — рейхсфюреру опять нужна была его помощь.
Едва приехав в Хохвальд, Керстен получил от Брандта информацию о судьбе Карла Венцеля. Брандт нашел его дело и дал почитать Керстену.
Доктор понял, что оправдались его самые худшие предположения. Венцель был арестован гестапо 31 июля в Галле. Его обвиняли в участии в заговоре против Гитлера и в том, что он был близким другом доктора Гёрделера[62], одного из главных участников заговора 20 июля, которому было предназначено занять место фюрера во временном правительстве. Рапорт гестапо гласил, что на место министра сельского хозяйства в этом правительстве Гёрделер выбрал Карла Венцеля.
Когда Керстен узнал о страшных обвинениях, Рудольф Брандт сказал ему:
— На этом документе стоит гриф «Совершенно секретно». Мне запрещено показывать его кому бы то ни было, даже вам. Сделайте вид, что вы ничего не знаете, и спросите у самого Гиммлера.
Керстен задал вопрос во время первого же сеанса лечения. Ответ был неожиданно злым и грубым. Гиммлер, что с ним случалось крайне редко, взорвался потоком нецензурных и грязных ругательств в отношении Венцеля. Потом он закричал:
— Это один из самых отвратительных предателей и злейших врагов фюрера! Подлец! Он не имеет права жить!
Керстен успокоил Гиммлера, напомнив ему, что для его нервной системы нет ничего хуже, чем такие вспышки ярости, а потом сказал торжественно:
— Рейхсфюрер, я хорошо знаю моего друга. Он ни разу не произнес ни единого слова ни против Гитлера, ни против вас. Все, в чем его обвиняют, — плод интриг и клеветы.
— Я уверен в обратном, — отозвался Гиммлер. — Мои отчеты поступают от людей надежных и объективных.
Горячий спор продолжался во время всего сеанса лечения и даже после того, как он закончился. Через час Гиммлер положил ему конец, объявив:
— Все, что мы тут говорим, не имеет никакого значения. Фюрер лично приказал мне арестовать Венцеля и повторил приказ через своего адъютанта.
Керстен понял, что освободить Венцеля нет никакой надежды. По крайней мере, он попытался избежать худшего и сказал:
— Я вас понимаю, рейхсфюрер. Освободить Венцеля невозможно. Все, что вы можете сделать, — это спасти ему жизнь. После войны и победы — в которой вы все еще уверены, не так ли? — вам представится возможность проявить великодушие.
— Да-да, хорошо, — устало вздохнул Гиммлер. Потом он покачал головой и сказал: — В самом деле, у вас друзья все какие-то второсортные.
— В самом деле? — спросил Керстен. — А вы, рейхсфюрер? Разве вы не мой друг?
Гиммлер расхохотался:
— Ну да, пожалуй, есть и некоторые приличные люди…
Он дружелюбно посмотрел на толстяка, который дарил ему здоровье и хорошее настроение, и добавил:
— Я обещаю вам проявить все возможное великодушие, когда буду заниматься делом Венцеля.
— Пожмем руки, — торжественно сказал Керстен. — И дайте слово вождя германцев, что сдержите это обещание.
— Даю слово, — сказал Гиммлер.
3
Через неделю, глубокой ночью, когда Керстен крепко спал в своем купе, специальный поезд Гиммлера тронулся с места. Он вез рейхсфюрера и его штаб в западную штаб-квартиру в Берхтесгаден. Там Гиммлер жил в очень простом маленьком домике.
Вот тут-то, в очередной раз защищая план, разработанный вместе с Гюнтером в Стокгольме, доктор наконец получил от Гиммлера ответ:
— Насчет датчан и норвежцев я согласен — их освободят. Насчет голландцев посмотрим.
Керстен горячо поблагодарил Гиммлера в самых высокопарных выражениях. И добавил:
— Вы можете сделать еще одну вещь, которая навечно укрепит вашу славу. Швейцария готова принять двадцать тысяч евреев-заключенных. Достаточно одной вашей подписи.
Гиммлер инстинктивно повернул голову и посмотрел наверх, на вершину горы, где жил его хозяин. Он понизил голос и сказал:
— То, что вы просите, невероятно трудно. Все, что касается евреев, невероятно трудно.
Но Керстен настаивал, каждый день возвращался к этому разговору — без устали, неутомимо. Наконец Гиммлер наполовину сдался:
— Подождем вашего возвращения из Швеции.
Этими словами — даже раньше, чем доктор успел попросить, — он
