Элизабет Хереш - Цесаревич Алексей

Позднее много толковали, как бы протекали дальнейшие события, если бы в живых остался Франц Фердинанд, а не Распутин. Но реальность не оставляет места для спекуляций. Остается фактом, что Распутин, как говорит русская народная мудрость, «пришил душу к телу», и его, по-видимому, трудно было погубить. Этот вывод вновь подтвердился впоследствии зловещим способом. 6(19) июля царская семья ввиду ожидавшегося на следующий день прибытия Пуанкаре возвращается в Петергоф. Хотя Алешу приходится сносить с яхты на берег на руках, он пошел на поправку.

Перед Кронштадтом курсирует эскадра английского Королевского военно-морского флота с величественным кораблем «First Battle Cruiser» под командованием адмирала сэра Дэвида Битти. Демонстрация дружбы или запугивание потенциального врага?

На следующий день после полудня царь встречает Пуанкаре в Кронштадте. Речи, восхваляющие коалицию между Францией и Россией, торжественные обеды, военные парады в Красном Селе, впечатляюще продемонстрировавшие блеск русской императорской армии. Алеша страдает несказанно — больше от того, что не может во всем этом принять участие, чем от болей, которые его все еще мучают.

Однако в тесном кругу Пуанкаре выказывает перед царем свою озабоченность. Он опасается войны. Николай возражает теми же словами, как незадолго до этого французскому послу Палеологу: «Германский император слишком осмотрителен, чтобы ввергнуть свою страну в дикую авантюру, а что касается императора Франца Иосифа — тому хочется лишь спокойно умереть». Пуанкаре особо подчеркивает, что единственным средством сохранения всеобщего мира являются личные контакты между руководителями великих держав, благодаря чему можно будет избежать противопоставления государств. Этот способ уже сослужил отличную службу в 1913 году.

Во время дипломатического приема в Зимнем дворце президенту представляют послов. Высочайшим званием дуайена отмечен германский посол граф Пурталес. Президент беседует с ним о французском происхождении его имени. Ни слова о политике.

С японским послом Мотоно, которого Пуанкаре уже знает,‘Несколькими словами была решена судьба вступления Японии в Тройственный союз Франции, России и Англии (аналог Союзу государств Центральной Европы).

Английскому послу, сэру Джорджу Бьюкенену, французский президент намекает, как важно преобразовать Тройственное соглашение (Антанту) России, Франции и Англии в Тройственный союз, и дает понять, что царь, видимо, готов пойти на уступки англичанам в Персии.

После обмена приветствиями с послами Италии и Испании, подходит очередь графа Сапари, посла Австро-Венгрии. Его срочное возвращение в русскую столицу дает повод для слухов об обострении австрийско-сербского конфликта. Сразу же за выражением соболезнования по поводу убийства эрцгерцога Франца Фердинанда Пуанкаре ставит Сапари вопрос: «У Вас есть новости из Сербии?» — «Идет судебное расследование», — сухо отвечает граф.

Затем Пуанкаре переходит в соседний зал, чтобы разом приветствовать представителей мелких государств. Исключение Пуанкаре делает для сербского посланника, Спалайковица, с которым обменивается парой дружеских слов.

На улицах антиправительственная демонстрация промышленных рабочих. Французской делегации объясняют, что манифестация инспирирована немецкой шпионской организацией, члены которой уже арестованы.

Президента селят в Большом дворце Петергофа. В течение четырех дней в рамках укрепления личных связей царь приглашает его на семейные завтраки в особняк «Малая Александрия»[80] (в Царском Селе есть Александровский дворец). В этих встречах наконец-то может принимать участие и престолонаследник. К удивлению французского гостя, Алеша совершенно непринужденно общается с ним на французском языке. После очередного завтрака царевич прибегает к Жильяру и с гордостью и радостью показывает орден Почетного легиона, который только что получил от французского президента. Вслед за этим Жильяр совершает с Алексеем небольшую прогулку по парку, к которой неожиданно присоединяется и царь.

«А Вы знаете, что Пуанкаре и я только что говорили о Вас? — начал Николай. — После общения с Алексеем он спросил у меня, кто давал ему уроки французского языка».

И далее царь высказывает свое мнение о Пуанкаре: «Необыкновенно удивительный человек, очень умен и оригинален, блестящий собеседник. Больше всего я ценю в нем то, что он никакой не дипломат. Кажется, он ничего не скрывает и не маскирует. Все ясно и четко, и он знает, как завоевывать доверие. Если бы можно было обойтись без дипломатов!»

10(23) июля на борту броненосца «Франция» дается прощальный обед. Несмотря на пышные украшения, хорошо видны тяжелые 30 сантиметровые орудия, возвышающиеся над головами гостей. Пуанкаре просит царя о беседе с глазу на глаз. Оба отправляются на капитанский мостик. Между тем царица беседует с французским послом. Как впоследствии узнает последний, Пуанкаре еще раз выразил свою тревогу. Он опасался австро-германской военной акции против Сербии, на которую придется ответить объединенными усилиями дипломатии. И чем сложнее будет положение, тем тверже и сплоченнее должны будут показать себя союзники в переговорах и необходимых уступках.

Вскоре после этого в лунном свете «Франция» уходит на Стокгольм.

На следующий день нагрянула новость об ультиматуме, который Австрия поставила Сербии. Германия специально придержала его до отъезда Пуанкаре из Петербурга.

Выдвинутые Веной условия Сербии вызывают большой ажиотаж в русской прессе. Сербию представляют жертвой экспансии Австрии. Не меньшее возмущение вызывает поддержка австрийской позиции Германией: «Если австрийский император еще носит корону на голове, то этим он обязан нам». А именно: «1849, 1854, 1878, 1908 гг… Россия не потерпит уничтожения маленького славянского народа и гегемонии Австро-Венгрии на Балканах!»

В придворной канцелярии дворца разворачивается лихорадочная активность. Алеша недоумевает. Что происходит?

Сербский посол просит царя сделать официальный жест поддержки. Николай созывает Государственный Совет. Решено «продолжать миролюбивую политику». В Сербию телеграфируют, что «императорское [русское] правительство не останется равнодушным к австрийско-сербскому спору».

Министр иностранных дел Сазонов приглашает на беседу австрийского посла. Пункт за пунктом разбирает он с ним ультиматум: «Лежащие в основе этого документа намерения справедливы, — соглашается русский министр, — но форма не оправдана. Измените формулировки, и я ручаюсь за успех!»