Виктор Степанов - Юрий Гагарин

В «Божественной комедии» Вергилий-учитель повел Данте по опасным кругам. Кто поведет их в это усеянное звездами пространство? Кто научит терпению, выдержке, отваге? Ведь это не позма, не «Божественная комедия», а человеческая драма: зачеркнуть все, чего достиг, и очутиться перед лицом неведомого. Юрий садился на садовую скамейку под деревьями с уже крупнеющими почками, размышлял.

Опять выбор. Выбор чего? И каждый день как будто на грани. Вчера двоих отчислили из отряда из-за каких-то пустяков, на которые никогда не обращает внимания летная медицина. «Летайте, ребята, но не выше стратосферы…» И было непонятно, то ли огорчились, то ли обрадовались кандидаты в космические полеты. А один сам не сдержался — здоровый парень, пришел к начальству, заявил: «Надоели мне эти ваши эксперименты. Я летчик, а не подопытный… Прошу отозвать в часть». Юрию объяснил более откровенно: «Найдут зацепку, забракуют, и не то что в космос — не допустят к полетам на самолетах, так и в полк не вернешься».

Кто знает, быть может, по-своему этот парень был прав.

Перед ними сидел седой человек в погонах Главного маршала авиации. На тужурке поблескивала Золотая Звездочка Героя, под которой Юрий разглядел разноцветные планки четырех орденов Ленина, трех орденов Красного Знамени, медалей было не счесть. Под густыми бровями мягкие, по-отцовски впитавшие огромную суровую жизнь глаза.

— Смотри, сам Вершинин? Константин Андреевич? — подтолкнули Юрия.

Да, перед началом занятий группы их принимал Главный маршал авиации. Это уже что-то значило, когда молоденькому лейтенанту удается увидеть столь высокое, можно сказать, поднебесное начальство.

Рядом с ним сидел их старый знакомый, впрочем, тоже только по книгам, небольшого роста, пожалуй, даже пониже Гагарина, «дробенький», как сказала бы мама. Но сила угадывалась под генеральскими погонами, а в ясном лице — открытость и прямота. На его кителе тоже сверкала Звездочка. Николай Петрович Каманин. Тот самый, что в день рождения Юрия пробивался к челюскинскому лагерю. Их будущий наставник?

Маршал обвел их всех взглядом, таким простым, как будто давным-давно знал каждого, и проговорил, напутствуя на задание:

— Пора, товарищи, пробиваться в космос и человеку. Отобраны самые крепкие. Мы знаем по отзывам ваших врачей. Но этого мало. Никто еще не был в космосе. Никто из людей не летал на таком, — маршал помялся, подбирая нужное слово, — аппарате. И тут еще, кроме прочего, нужны мужество, выдержка, мастерство. В вас эти «гены» заложены — все вы летчики-истребители. Мы долго думали, кого посылать, и решили, что в космос лететь должен летчик. Почему? Судите сами. Летчик уже хотя бы частично знаком, так сказать, пощупал собственным организмом и своими глазами, что такое большие скорости, высота полета, перегрузка, вибрации, шум… Он может подавлять иллюзионные представления о положении в пространстве, не теряться в ситуациях, требующих быстроты, точности в действиях, находчивости и целеустремленности. Я уже не говорю о том, что все вы знаете средства радиосвязи, пилотажно-навигационное оборудование, вам не чужда электроника, ну и с парашютом прыгать пришлось не раз. Но не каждый летчик может стать космонавтом. Поэтому начинать придется с азов.

Маршал отвел глаза, что-то припоминая, а когда снова взглянул на летчиков, оживился:

— В войну я командовал самолетами в небе Кубани. Вам, конечно, известно имя Александра Покрышкина. Вот пример. Летчиков у меня было много, а Покрышкин — один. Он не просто летал на задания. Он вывел формулу воздушного боя: «Высота — скорость — маневр — огонь». Покрышкин успешно применял тактический прием, названный им «соколиным ударом». Это внезапная, молниеносная атака сверху, завершающаяся метким огнем с предельно малых дистанций. Но учтите — это не безрассудная храбрость, а точный расчет. Его землянка на полевом аэродроме шутливо именовалась «конструкторским бюро». Все стены в схемах, чертежах воздушных маневров. В общем, искали, думали и творили. От космонавта требуется то же самое. Я бы сказал так: человеку, направляемому в космос, необходимо обладать осознанным мужеством. Ожидаемые трудности огромные, а неожидаемых мы просто не представляем. Говорю вам как летчик летчикам. У каждого из вас еще остается возможность вернуться к прежнему делу. Но времени мало. Его все меньше. Настал час выбора…

Маршал изменился, потеплел лицом.

— Если напугал, извините. Но с ним, думаю, не пропадете. — И указал на сидевшего рядом генерала. — Николай Петрович Каманин. Представлять я думаю, что не надо. Из первой семерки героев, спасших челюскинцев. В годы войны командовал штурмовой дивизией, затем корпусом…

Повернулся к Каманину:

— Николай Петрович, сколько в твоем корпусе к концу войны было Героев?

Каманин не ожидал этого вопроса, потер лоб:

— Кажется, семьдесят пять. Нет, семьдесят шесть, — тут же уточнил он.

— Ну вот, ему и карты в руки, — сказал Вершинин, — и вас будет учить на героев. А это Евгений Анатольевич Карпов, который возглавит вашу группу.

Так вот, оказывается, кем был, вернее, кем назначался молчаливо сидевший в сторонке плечистый, с пышной шевелюрой мужчина. Где-то они с ним встречались. Юрий вспомнил: во время медицинских обследований последнего отбора. Спокойный внимательный человек, из таких, к кому при первом знакомстве не постесняешься обратиться за добрым советом.

14 марта 1960 года через проходную Центрального аэродрома имени М. В. Фрунзе прошли двадцать человек — кандидатов в космонавты.

«Из нескольких тысяч летчиков, прошедших исследование на местах, в Москву на повторное (уже госпитальное) обследование были приглашены полторы сотни человек. К осени 1959 года в число тех, с кем предстояло вскоре начинать подготовку к космическим полетам, медиками рекомендовались три десятка соискателей, успешно прошедших сквозь плотные и различные по своему характеру, многократно повторенные медицинские проверки. В итоге же первичного двухступенчатого отбора было зачислено ровно двадцать кандидатов в состав слушателей-космонавтов», — свидетельствует Е. А. Карпов.

Через проходную пропускали по списку в порядке алфавита: Павел Беляев, Валерий Быковский, Борис Вольтов, Юрий Гагарин, Виктор Горбатко, Владимир Комаров, Алексей Леонов, Андриян Николаев, Павел Попович, Герман Титов, Евгений Хрунов, Георгий Шонин… Здесь названо только двенадцать человек. Других долгое время было принято называть лишь именами: Валентин, Марс, еще Валентин (Дед), Анатолий, Иван, Григорий, Дмитрий и Валентин-младший.

Где вы сейчас, однокашники летчиков, каждый из которых мог стать космонавтом? Каким светом дотрагиваются до вашей памяти ночные звезды, заглядывающие в окна? Много лет спустя по законам авиабратства их поименно вспомнил Георгий Шонин.