Александр Блок. Творчество и трагическая линия жизни выдающегося поэта Серебряного века - Константин Васильевич Мочульский

И сидим мы, дурачки,

Нежить, немочь вод.

Зеленеют колпачки

Задом наперед.

Зачумленный сон воды,

Ржавчина волны…

Мы – забытые следы

Чьей-то глубины…

Вот «твари весенние»:

Будете маяться, каяться,

И кусаться, и лаяться,

Вы, зеленые, крепкие, малые,

Твари милые, небывалые.

Вот чертенята и карлики обступили старуху-странницу и трогательно просят ее не брать их с собой в святые места:

И мохнатые, малые каются,

Умиленно глядят на костыль,

Униженно в траве кувыркаются,

Поднимают копытцами пыль.

А вот и «болотный попик» – очаровательное создание блоковской фантазии:

Тихонько он молится,

Улыбается, клонится,

Приподняв свою шляпу.

И лягушке хромой, ковыляющей,

Травой исцеляющей

Перевяжет болящую лапу.

Перекрестит и пустит гулять:

«Вот, ступай в родимую гать.

Душа моя рада

Всякому гаду

И всякому зверю

И о всякой вере».

И тихонько молится,

Приподняв свою шляпу,

За стебель, что клонится,

За больную звериную лапу

И за римского папу.

У Татьяны Николаевны Гиппиус был альбом с надписью по-немецки «Kindisch»: в него она зарисовывала фантастические фигуры чертенят, болотных попиков, смешных гномов и уродцев. Блок любил рассматривать эти рисунки, и они повлияли на его стихи. Много нежности и юмора вложил он в своих болотных жителей. Но просыпающийся рыцарь видит не только шныряющую вокруг него нежить вод: весь прекрасный Божий мир раскрывается перед ним. Удивительно передано Блоком чувство поздней осени. Чистота, прозрачность, холод. Открытое небо, леса, сквозящие тишиной, зеленый серп месяца в синеве, кружево тонкой березы, узкая полоска заката и – тишина. Светлая печаль и нежность осеннего света – новый в русской поэзии, чисто блоковский пейзаж. В стихотворении «Пляски осенние» на зеленой поляне туманные женские фигуры ведут хороводы; руки их протянуты к небу, волосы распущены – осень улыбается им сквозь слезы…

С нами, к нам – легкокрылая младость.

Нам воздушная участь дана…

И откуда приходит к нам Радость,

И откуда плывет Тишина?

Так оживает мертвый рыцарь; он не может взлететь: крылья его сломаны; вокруг него мхи, кочки и впадины болота; но эта скудная земля озарена Ею – и внизу то же, что и вверху. Скорбь его сменяется Радостью.

Еще недавно он прощался с Ней:

Ты в поля отошла без возврата…

И вот снова – Она с ним, на земле, как и на небе – вечная Владычица дней:

Я с Тобой – навсегда, не уйду никогда,

И осеннюю волю отдам.

В этих впадинах тихая дремлет вода,

Запирая ворота безумным ключам.

…………………………………………………..

О, Владычица дней! Алой лентой Твоей

Окружила Ты бледно-лазоревый свод!

Знаю, ведаю ласку Подруги моей —

Старину озаренных болот.

Второй отдел занимает уже знакомая нам поэма «Ночная Фиалка». В третьем – «Разные стихотворения» – соединены стихи 1904–1908 годов. В октябре 1906 года Блок занес в свою «Записную книжку»: «Всякое стихотворение – покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся как звезды. Из-за них существует стихотворение». На таких словах-звездах держатся стихи этого отдела. Слова, звучащие для поэта таинственной, темной музыкой, насыщены лирической энергией такого напряжения, что от прикосновения к ним оживает и звучит ткань стихотворения. Этих слов немного и они просты: ночь, тишина, дорога, Россия, смерть. Но до Блока мы не знали их бездонного смысла, их бесчисленных отзвуков.

Глухая музыка лирической темы смерти встречает нас в первых же стихотворениях, не как образ, а как звук и рифма:

И краток путь средь долгой ночи,

Друзья, близка ночная твердь!

И даже рифмы нет короче

Глухой, крылатой рифмы: смерть.

О нет, ни юность, ни весна, ни жизнь, ни любовь не знают таких волшебных песен, как смерть:

Она зовет. Она манит,

В снегах земля и твердь.

Что мне поет? Что мне звенит?

Иная жизнь? Глухая смерть?

Снова «глухая» рифма: твердь – смерть. Длинное стихотворение это («Зачатый в ночь, я в ночь рожден») написано с правильным чередованием четырехстопных и трехстопных ямбов. И вот – последняя строка внезапно удлинена (четыре стопы вместо трех): слово «смерть» повисло на ней тяжелым грузом.

Как тихо ее приближение: руками матери прикасается она к мертвому. Он говорит ей:

Ты оденешь меня в серебро,

И, когда я умру,

Выйдет месяц – небесный Пьеро,

Встанет красный паяц на юру.

Смерть – прекрасная богиня ночи:

В длинном черном одеяньи

В сонме черных колесниц,

В бледно-фосфорном сияньи…

И музыка ее – музыка сфер, и так похожа она на Ту, что сходила к нему в лазури в годы юности:

Кто Ты, зельями ночными

Опоившая меня?

Кто Ты, Женственное Имя

В нимбе красного огня?

Тогда, в весенних полях, свирель пела о любви, теперь поет смерть «голосом пронзительных бурь». Но в смертном бреду сливаются эти песни, растут, разливаются торжественной, траурной мелодией:

Я Белую Деву искал —

Ты слышишь? Ты веришь? Ты спишь?

Я древнюю Деву искал,

И рог мой раскатом звучал.

Теперь Она спит среди орлов «на темной вершине скалы», но он с ней, он давно в объятиях белой смерти:

Мы были – и мы отошли,

И помню я звук похорон:

Как гроб мой тяжелый несли,

Как сыпались комья земли.

«Слова-звезды» Любовь-Смерть сплетают свои лучи у Блока: два звуковых и ритмических потока, два параллельных ряда образов – и преображение совершается: сильна, как смерть, любовь; сладко целовать мертвые губы:

Я буду мертвый – с лицом подъятым.

Придет, кто больше на свете любит,

В мертвые губы меня поцелует.

Закроет меня благовонным платом.

Другая лирическая тема связана с поэмой «Ее прибытие». «Корабли» – магическое слово для Блока: на его открытых, воздушных звуках покачиваются легкокрылые птицы, с тонкими