Николай Черкашин - Тайны погибших кораблей (От Императрицы Марии до Курска)

Цепь таинственных взрывов, или, как осторожно называли их специалисты, "взрывы от неустановленных причин", началась, пожалуй, 30 октября 1915 года - с гибели английского крейсера "Нэтел". Крейсер стоял на якоре посреди гавани Кромарти, как вдруг между четвертой трубой и кормовым мостиком взметнулся столб пламени. Через минуту-другую взорвался кормовой артпогреб десятидюймовых снарядов. "Нэтел" затонул очень быстро, унеся с собой на дно гавани почти весь экипаж, в котором насчитывалось семьсот четыре человека.

Как пишет о том Пузыревский, "анализируя причины его гибели, англичане предполагали, что "Нэтел" стал жертвой атаки подводной лодки, но произведенное расследование признало причиной катастрофы взрыв боевого запаса. Точно установить причину взрыва не удалось".

Эта трагедия так бы и осталась в анналах британского адмиралтейства как прискорбный случай, если бы нечто подобное не повторилось на итальянском линейном корабле "Леонардо да Винчи", стоявшем на внутреннем рейде Тарантской гавани. В ночь на 3 августа 1916 года все, кто находился в нижних палубах, почувствовали сотрясение корабля. Одним показалось, что вытравили якорь-цепь, другим, что прогремел гром августовской грозы. Первыми забеспокоились офицеры, так как вблизи их кают из кормовой 120-мм батареи повалил едкий дым. Командир линкора бросился к месту происшествия и увидел, что дым заполнил все помещения в районе пятой башни главного калибра. Он приказал немедленно затопить погреба башни, но пожар не унимался. Пламя выбивалось из люков и всех подпалубных отверстий. Команда засовывала пожарные шланги в горловины вентиляторов, но и пожар распространялся с ужасающей быстротой. Скрепя сердце командир приказал всем покинуть кормовую часть корабля, а сам, надев противодымную маску, ринулся под палубу, чтобы понять, что происходит. Не прошло и шести минут после появления пламени, как раздался мощный взрыв. Матросы и офицеры, успевшие выбраться наверх, полетели за борт. Тогда и все остальные стали бросаться в воду и отплывать от пылающего корабля. "Леонардо да Винчи" медленно оседал на корму, кренясь на левый борт. За четверть часа до полуночи он перевернулся кверху килем и затонул на глубине десяти метров. Погибла почти четверть команды - 218 человек.

СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ. Во всю длину сухого дока вытянулась туша опрокинутого корабля. Не спасли линкор от гибели ни броневой пояс, толщиной четверть метра, ни "чертова дюжина" двенадцатидюймовых орудий, ни сорокакилометровая (22 узла) скорость...

Пока специалисты ломали голову над причиной взрыва, спустя полторы недели после гибели "Леонардо", по необъяснимому совпадению в один и тот же день (11 августа 1916 года), с разницей в полчаса, прогремели взрывы на русском пароходе "Маньчжурия" и бельгийском "Фрихандель". Первый стоял в порту Икскюль, второй - у пристани в Якобстаде (Швеция). Оба судна, несмотря на пробоины, удалось удержать на плаву, и это помогло сразу же установить причины взрывов. И на "Маньчжурии" и на "Фриханделе" сработали "адские машинки". На русском пароходе взрывной заряд был заложен у левого борта на дне трюма, сзади переборки машинного отделения; на бельгийском подвешен на медной проволоке под трапом в двух метрах от машинного отделения. Взрыву предшествовало своеобразное шипение.

Странно, что обе эти диверсии не всполошили контрразведку стран Антанты: ведь взрывались-то корабли флотов, воюющих против Германии и ее блока. Воистину, пока гром не грянет...

Гром грянул 7 октября 1916 года в Северной бухте Севастополя. Взорвался новейший и крупнейший корабль русского флота - линкор "Императрица Мария"... Выше я уже упоминал о коварных германских "сигарах" и приводил донесение русского морского агента капитана 1-го ранга Беренса...

...Музыка за стенами архива давно смолка. С легким треском выскочил из кадровой рамки конец микрофильма...

Я вышел на набережную Невы, пересек Дворцовый мост и поднялся на подиум военно-морского музея. Надо было вернуть Ларионову его книгу. Андрея Леонидовича я нашел в запасниках - в закутке, выгороженном у окна высокими застекленными шкафами с моделями баркентин, шняв, фрегатов, соколев, галер, со старинными штурманскими приборами и прочими музейными редкостями. Ларионов сидел за столом, который служил еще его отцу. Он перетащил его сюда с верхнего этажа из бывшего отцовского кабинета. Я прикинул: отец и сын Ларионовы оба отдали музею ровно полвека...

На прощание я перелистал книгу еще раз и вдруг заметил то, что всегда проскальзывало мимо глаз: в списке использованной литературы под номером 19 значилось: "Воспоминания Н.Ю. Людевиг ("Пересвет").

Вот как! Значит, матрос-охотник опубликовал книгу воспоминаний. Упустить такой факт! Пока я гонялся за призрачной зеленой папкой, меня поджидал где-то на библиотечной полке целый клад сведений о "Пересвете". И каких сведений - ведь книга написана не просто участником похода (что ценно само по себе), но и бывшим членом следственной комиссии.

Спрашиваю Ларионова, не попадались ли ему "Воспоминания", нет ли их в музее. Нет.

Звоню в Центральную военно-морскую библиотеку: "Нет ли у вас "Воспоминаний" Людевига?" - "Сейчас посмотрим... Нет. Такая книга у нас не значится".

Еду в Публичную библиотеку. Там, как в Ленинской библиотеке, всегда все есть... Увы, нет и там... Ладно, уж в нашей-то главной библиотеке наверняка есть. Отложим поиски до приезда в Москву.

Глава девятнадцатая

ОХОТНИК С "ПЕРЕСВЕТА"

Зал каталогов Государственной библиотеки СССР напоминает упрощенную модель гигантского мозга. В его ячейках спрессована память обо всем, что выходило из-под печатного станка со времен Ивана Федорова и до наших дней.

Ящичек на "Лю"... Есть Людевиг! И инициалы совпадают: "Н.Ю." - Николай Юльевич. Только название другое: "Буер. Описание и указание к постройке". 1929 год. Гидрографическое управление ВМФ РККА. Вот еще одна его же книга "Парусный спорт", только фамилия набрана с ошибкой: "Н.Ю. Людевич". Наверняка опечатка: ведь "г" и "ч" в письменном тексте легко перепутать.

Но где же "Воспоминания"? В каталоге не значатся...

И все же они должны быть! Ссылка в библиографическом списке сделана не от руки, набрана черным по белому: "Воспоминания Н.Ю. Людевиг ("Пересвет")". Ошибки быть не может. К тому же вот и каталожные карточки подтверждают - бывший матрос писал в тридцатых годах книги и издавал их.

Звоню в отраслевые библиотеки. Звоню в Военно-научную библиотеку Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, в библиотеку Академии наук... Отовсюду - нет, нет, нет...

Последняя надежда - Всесоюзная книжная палата, эта штурманская рубка печатного океана... И "штурманская рубка" не смогла сообщить ничего утешительного: "В списках не значится". Неуловимая и с каждым отказом все более желанная книга снится мне по ночам, дразнит воображение, точно так же, как это было с "Авариями царского флота". Неужели ее выпустили таким мизерным тиражом, как и сборник Ларионова?