Ленин - Борис Вадимович Соколов
Можно представить, каково было Надежде Константиновне передавать эту просьбу. Замечу только, что Ильич мог просить её переговорить со Сталиным на столь интимную тему только в том случае, если решил принять извинения Сталина и считать инцидент между ним и Крупской исчерпанным. Ленин был уверен, что у Сталина рука не дрогнет. У Крупской же не хватило духу помочь Ильичу прекратить его страдания. У бедняги сохранилась способность мыслить при почти полной невозможности довести свои мысли до окружающих и понять, что говорят ему самому. Это чрезвычайно мучило Ленина. Часто он плакал.
Коба не считал возможным форсировать уход вождя «в мир иной». Ленин ещё нужен «триумвирам», чтобы под прикрытием его имени окончательно изолировать Троцкого, отстранить от реальных рычагов власти. Агонию Ильича надо было продлить.
В Горках Ленину усиленно искали занятия, которые отвлекли бы его от политики. Одно из них было довольно экзотическим. По свидетельству Марии Ильиничны, «Владимира Ильича очень интересовал вопрос о культуре белых грибов. О культуре шампиньонов мы знали. Первая книга, которую Владимир Ильич стал читать, когда это было ему разрешено (в конце июня), была книга об искусственном разведении шампиньонов, и садовнику было поручено, ознакомившись с этой книгой, завести культуру шампиньонов и в Горках. Но данных о разведении белых грибов мы найти не могли. Однажды в старом журнале «Семья и усадьба», который оказался в библиотеке Рейнбота и в котором Владимир Ильич просматривал картинки, он нашел заметку о разведении белых грибов в парке Кшесинской, где-то около Петербурга, на островах. Способ разведения состоял в том, что у белого гриба обрезалась земля вместе с мицелиями и разбрасывалась под тонким слоем земли на том месте, где гриб был найден. Решено было испробовать этот способ и в Горках. Отправляясь гулять в парк, Владимир Ильич требовал, чтобы на том месте, где находили белый гриб и разбрасывали обрезки, ставилась отметка с записью какого числа и месяца там был найден белый гриб. Как и во всем, за что он брался, Ильич требовал и здесь аккуратности и пунктуальности и нередко выговаривал мне, когда у меня для этих записей не хватало терпения. Затем он поручил мне разыскать специалиста по разведению белых грибов. Запрошен был Наркомзем, который ответил, что они могут указать и специалиста-теоретика и специалиста-практика. Первый был действительно разыскан и прислал нам свою книгу, в которой, однако, ничего не было о культуре белых грибов. Практика же, который по сведению Наркомзема жил где-то в Воронежской губернии, так и не удалось разыскать».[270]
Тем временем записи в «Дневнике дежурного врача», заменившем «Дневник дежурных секретарей», вплоть до середины мая оптимизма не внушали. Так, 11 марта отмечалось: «Доктор Кожевников зашёл к Владимиру Ильичу в 11 с четвертью часов. Цвет лица бледный, землистый, выражение лица и глаз грустное… Всё время делает попытки что-то сказать, но раздаются негромкие, нечленораздельные звуки… Сегодня Владимир Ильич, в особенности к вечеру, стал хуже понимать то, что ему говорят, иногда он отвечает “нет”, когда, по всем данным, ответ должен быть положительным».
Столь же безрадостная картина была и на следующий день, когда прибыло срочно вызванное подкрепление из Германии: «Сегодня приехали проф. Минковски и Фёрстер. С вокзала доктор Кожевников с ними поехал на заседание Политбюро, а оттуда к Владимиру Ильичу… Со стороны нервной системы сознание ясное (по-видимому!), почти полная моторная афазия, сегодня Владимир Ильич ничего не может сказать… Владимир Ильич плохо понимает, что его просят сделать. Ему были поданы ручка, очки и резательный нож. По предложению дать очки Владимир Ильич их дал, по просьбе дать ручку Владимир Ильич снова дал очки (они ближе всего лежали к нему)… После посещения Владимира Ильича все врачи снова были в Политбюро…»[271]
17 марта, когда Ленин просил у Крупской цианистый калий, в дневнике зафиксировано: «После врачебного визита Владимир Ильич хорошо пообедал. Через некоторое время он хотел высказать какую-то мысль или какое-то желание, но ни сестра, ни Мария Ильинична, ни Надежда Константиновна совершенно не могли понять Владимира Ильича, он начал страшно волноваться, ему дали брома, Мария Ильинична позвонила доктору Кожевникову, он приехал…»[272]
Доктора были уверены, что у Ленина сифилис мозга, и назначали соответствующее лечение: весьма мучительные процедуры втирания ртути, но у Ленина к ртути, по словам Кожевникова, обнаружилась идиосинкразия, т. е. непереносимость. Эта и другие малоприятные процедуры развили у Ленина идиосинкразию и к германским докторам. Тому же Кожевникову он признавался: «Для русского человека немецкие врачи невыносимы».[273]
Но произошло чудо: в середине мая 1923 года в состоянии Ленина наступило заметное улучшение. Ильича стали сажать на веранду кремлёвской квартиры подышать свежим воздухом, а 15 мая, соблюдая тщательные предосторожности, в сопровождении группы врачей перевезли в Горки. Кожевников отмечал, что Ленин «окреп физически, стал проявлять интерес как к своему состоянию, так и всему окружающему, оправился от так называемых сенсорных явлений афазии, начал учиться говорить…»[274]
Вместе с врачом-логопедом С.М. Доброгаевым Крупская пыталась помочь мужу вновь обрести дар речи. Впоследствии она продолжила обучение Ильича уже самостоятельно. Слов Ленин употреблял очень мало и почти все – односложные и двусложные: «вот», «веди», «иди», «идите», «оля-ля». Выражение «вот-вот» стало для него универсальным, передающим всю гамму чувств. После многодневных занятий с Надеждой Константиновной Владимир Ильич освоил несколько более сложных и особо любимых им прежде слов: «съезд», «народ», «люди», «рабочий», «крестьянин» и главное слово своей жизни «революция». Крупская вспомнила свои навыки педагога и использовала те средства и приёмы, которые применяются для обучения устной и письменной речи маленьких детей: показывала буквы азбуки на картонных квадратах, заставляла мужа повторять за собой слова несколько раз подряд, водила своей рукой левую руку мужа, которой он пытался научиться писать. Сохранились написанные таким образом слова «мама» и «папа». Однако Ленину почти никогда не удавалось запомнить произносимые слова и повторить, а тем более написать их самостоятельно. Хотя некоторый прогресс всё же наблюдался: Владимир Ильич с палочкой мог передвигаться по комнате, делать некоторые осмысленные жесты, порой к месту употреблял своё любимое «вот-вот».[275]
Владимир Петрович Осипов, выдающийся психиатр, академик, лечивший Ленина, вспоминал: «…Около 22 июня начинается новое и последнее обострение болезни, которое продолжалось
