Василий Соколов - Вторжение

Митяй протянул ему руку, соскочил с телеги и кивнул Паршикову.

- Слыхал, каким образом поджать решили? - и погрозил в воздухе скрюченным указательным пальцем. - Прямо не могли, так за глаза шпынять начали. Критика моя поперек горла им стала... Я им покажу! Покуда спокойно указывал, а то не такую критику наведу! Меня в области теперича знают!

- В чем дело? Чего ты разошелся? - не понял Игнат.

- Косточки мои на правлении перебирали. За спиной-то они готовы к ногтю прижать. Не выйдет! Кишка у них тонка! И ты, сваток, тоже хорош! Митяй косо поглядел на Игната.

- В толк не возьму, какая тебя муха укусила! - развел руками обескураженный Игнат.

- Гм... Вроде бы ты в сторонке стоишь, - прищурился Митяй. - Нет, сваток, так дело не пойдет. Родня она тогда бывает, ежели и в беде остается родней. А так, пожалуй, лучше врозь нам держаться.

- Ежели наскучило, то можно и врозь, - рассерженно ответил Игнат и со строгостью посмотрел на парня:

- Наговорил, басурман? Поссорить захотел?

- Да я, дядя Игнат, про ваше родство даже подумать дурно не смею. Паршкков приложил руку к груди и поглядел в сторону Митяя, с видимой озабоченностью добавил: - А когда тебя на заседании костили и хотели записать в протоколе отдельным пунктом, то я вступился...

- На каком таком заседании? - недоверчиво перебил Игнат.

- Да наплюйте вы на это! - махнул рукой, стараясь замять разговор, Паршиков и опять обратился к Митяю, заулыбался во все лицо: - Дозволь мне коней отогнать, а потом, конечно, урву часок-другой... загляну... - И он заговорщически подмигнул Митяю, явно намекая на то, что не мешало бы раздавить белоголовую по случаю его приезда.

Митяй, кажется, совсем было согласился, передал ему вожжи, вынул из-под сиденья сверток, пахнущий чесноковой колбасой, отчего Паршиков даже прищелкнул языком. Но их затею пресек Игнат.

- Проваливай-ка, пока холку тебе не намылили! - пригрозил Игнат и отнял у парня вожжи, а на свата поглядел с неотразимым укором: - И ты брось потакать! Иначе, клянусь, могу разойтись с тобой на все времена!.. Уходи, Паршиков! Уходи отсюда с глаз долой!

Парень скривил лицо в усмешке, с минуту еще постоял в нерешительности и поплелся домой.

Игнат смотрел ему вслед, жуя со злости губы.

- Чего ты взялся пригревать этого кобеля! Намедни он к Наталье нашей приставал... Так я его огрел промеж лопаток палкой.

- Ай-ай-ай! Сукин сын! - сокрушенно покачал головой Митяй и спросил: - Неужели и насчет правления он утку пустил?

- Ясное дело, подмазаться хотел. Защитник нашелся, едрена палка! сердился Игнат. - Я же при конторе сторожем... Все речи на правлении слышу с порога. Тебя хотя бы одним дурным словом упомянули, одно сочувствие... Гонца хотели слать...

- Зачем?

- Как же, уехал и целую неделю вестей не подавал. Вроде мы тебе и не родня! - незлобиво пощунял Игнат и стал расспрашивать, как съездилось, что купил.

- Всего привез сполна. - Митяй сдернул с повозки рогожу: в ящике блестели гвозди, а под ним лежали листы кровельного железа. Разворошив сено, Митяй показал аккуратно сложенную в телеге горку кирпичей.

- Ай да молодец! Ай сваток! За такое в пору расцеловать! - рассыпался в похвалах Игнат и покосился на задок телеги, где рядом с дегтярной лагункой был привязан пучок ветвей: - А зачем хворост вез?

- Какой хворост? - в удивлении крякнул Митяй и заулыбался. - Это же яблони. Редких мичуринских сортов! Прямо из ботанического сада!

- Ого! Где это раздобыл? - Игнат сделал неопределенный жест, точно собираясь в чем-то уличить свата.

Но Митяй отвечал с чувством превосходства:

- Захожу к ним, то есть к самому главному. Говорю, так и так, мол, желаю иметь мичуринские сорта. Ну, главный порасспрашивал, откуда родом, и насчет наших земельных угодий пытал, а потом и говорит: "Это вы, товарищ Костров, правильно решаете вопрос, по-научному, что продвигаете мичуринские породы". И, понятно, отпустил мне аж двадцать кореньев! Митяй смолк, подсчитал что-то в уме и сказал: - Откровенно говоря, сам хотел ухаживать за яблоньками, да уж поделюсь, чтоб не обидно...

- Ты бы, сват, поспешал малость, - сетуя на его жадность, заметил Игнат. - Отведи коней, пора дать им покой.

Митяй подхватился, кое-что из вещей снес в избу, а с остальной поклажей поехали они к Игнатовой усадьбе.

- А стекло не привез? - спохватился Игнат.

- Э-э, сват, со стеклом получилась заминка.

- Разбил в дороге?

- Не, по другой причине лишился стекла.

- Бракованное всучили?

- Не спрашивай, сват! - отбивался Митяй и авторитетно заверял: - Но стекло будет! У меня ж отныне в области широкие связи. Зазывали почаще приезжать. Хоть за стеклом, хоть... Одним словом, ежели порешим, целый сборный дом можем купить. А что, не веришь?

Игнат не ответил.

В манерах Митяя, так же как и в словах его, замечалось теперь некое превосходство, то самое превосходство, которое до последнего времени выгодно отличало на селе Игната. Откуда успел набраться этой гордости безвыездно проживавший в селе Митяй, осталось для Игната загадкой.

Они въехали во двор.

- Хоть верь, хоть нет, - не переставал дивить свата Митяй, - а меня без билета пустили в цирк. Вот нагляделся чудес! И про стекло временно забыл... Сижу, значит, в первом ряду на стуле этом самом... Как он прозывается?

- Приставной, - пояснил Игнат, пряча усмешку.

- Ну да, который для гостей, то есть для меня подан. Сижу, стало быть. Выходит на этот самый круг циркач. Гляжу на него, и меня даже пригибать начало к этому стулу. Грудь у него колесом, мускулы... Ой, ты бы только поглядел, какие у него мускулы! Думаю, попадись такому в руки - не пикнешь! Прошелся эдак важно по кругу и говорит, чтоб ему подали как ее... штангу, кажись. Лежала она у прохода, возле моих ног... Вышел один служивый, тоже упитанный, здоровый. Нагнулся, хотел эту штангу поднять, да кишка слаба. Кряхтел-кряхтел и отошел... Э-э, думаю, мой черед. Глядят на меня со всего цирка, и даже служивый подтрунивает: дескать, попробуй тряхнуть стариной! Ну и решился я. Встаю, значит, скидаю пиджак, чтобы не мешал, а в цирке тиха-а... Поплевал я на руки, взялся за штангу, поднатужился и - раз! И, конешно, перебросил ее через этот самый плюшевый забор. Ну и хлопали мне, хоть уши затыкай! А циркачу тому, поверишь, все представление сорвал. Жидко ему опосля хлопали. Дюже жидко! - Митяй расхохотался, да так громко, что копавшиеся под дрогами куры испуганно закудахтали.

- Ты чего? - спросил Игнат, но, видя, что свата разбирает пуще прежнего, и сам поддался искушению, тоже засмеялся.

Митяй насилу унялся, потом оглянулся как-то подозрительно и шепотом промолвил:

- Может, и грешно, а скажу тебе по секрету. Знаешь, кого я повидал в цирке? Ну, этих голых... Ну, в чем мать родила... Выходит одна, на лицо икона писаная, а стыда никакого. Стоит и смеется. Ей хлопать зачали, а она не то чтобы укрыться, по кругу пошла, вроде напоказ людям. Потом подходит к ней циркач, лягавый такой, тощий... И давай они номера откалывать! Уж как она на него прыгала: и сзади, и спереди, и через голову. Потом вроде бы нечаянно, а может и всурьез, толкнул ее от себя. Упала, бедная. Но не заплакала. Нет. Присела эдак, ноги развела этим самым... как его циркулем, сидит и ручками пошевеливает, вроде плыть собирается... И глазом я не моргнул, как она кинулась к нему обратно. Обвилась вокруг него, и они давай скакать по кругу... Вот, думаю, любовь до чего доводит, изломал всю, а она все равно льнет! Кончилось тем, что посадил он ее себе на шею и понес через весь цирк! Умора, как выкобенивались! - рассмеялся Митяй.