Сергей Литвинов - Как я изменил свою жизнь к лучшему

Мне и самой была смешна моя глупая принципиальность. Богатое воображение с легкостью позволяло представить лица Спецкора и Ленского, когда они видели в ящике очередное письмо от девицы из Брюсселя: бедные, бедные! Я понимала, что веду себя как истеричная барынька: будто и не закалялась годами сталь в общении с продюсерами и редакторами федеральных каналов.

Впрочем, как оказалось, между редакторами телеконтента и редакторами издательства существовала общность взгляда по одному пункту.

Из письма Спецкора: «Дорогая Дарья! Очень приятно, что вы стараетесь внести посильный вклад в разработку художественного оформления своих будущих книг (перевод: «Как же вы нас уже достали!»). Мы это приветствуем, как приветствуем любые свежие идеи, проникающие внутрь нашего тяжеловесного, утомленного сотнями проектов креатива. (Боже, благослови его такт!) Но название серии «Зона для умных» – опасная маркетинговая ошибка. Эдак мы с вами вообще без покупателя останемся. Слово «интеллектуальный» не должно встречаться в принципе. Оно отпугивает потенциального читателя».

Отпугивает? Ну и ладно!

К этому моменту я уже почти полностью утратила чувствительность. Да хоть «Сказки Златовласки» – мне все равно!

Быстро прошло и обсуждение «творческого псевдонима».

– Вы какое фамилиё хотите?

– Мне до лампочки, – вздохнула я. – Обзовите хоть Селедкиной, только давайте уже издадимся!

– Ну зачем же Селедкиной? – удивились в издательстве. – У вас по мужу красивая. Пусть будет.

Пусть!

И вот – контракт подписан и даже получен аванс, и я жду открытия занавеса.

А теперь, пользуясь волшебной силой воображения, переместимся в кабинет Большого Начальства издательства, назовем его БН. Итак, БН сидит за столом, перед ним – график рекламных акций за полгода. И тут он видит странную сумму напротив неизвестной фамилии с претензией на французскость.

– Кто это? – хмурится БН. – Откуда бюджет на рекламу в метро?

– Новый, перспективный автор, – бодро, я надеюсь, отвечает Ленский. – Есть уже два романа.

– Два романа мало, – говорит БН. – Ишь, каждому, кто два романа написал, рекламные площади раздавать! Этак издательство разорится вовсе к чертовой матери! Пусть ваяет еще один. Вот тогда и поглядим.

Именно эту новость принес мне в клюве мой литагент.

Осторожно, явно опасаясь за мое душевное здоровье, он объяснил расклад: либо мы издаем «Иерусалим», как и хотели год назад – вне серии и без рекламной поддержки, либо…

Ну, вы поняли.

Меня охватило «предчувствие холода» одновременно с «предчувствием жара»: яду мне, яду! А точнее – бургундского!

– Буль-буль! – привычно донеслось с кухни.

Но даже этой радости я была теперь лишена – пятый месяц беременности прервал мой возможный алкоголизм на излете.

Бокал предназначался для мужа.

– Я советую вам все же написать третий роман, – с отеческой лаской сказал мне Н. – Ну что такое еще год?

И я не могла с ним не согласиться.

Что такое еще год в этой бесконечной истории?

И еще год. И еще.

Наверное, эту рукопись просто положат со мною в гроб.

– Я рожу, – призналась я. – Я рожу – и мне будет не до романов. Кроме того, как я могу быть уверена, что они выполнят обещание? Вон, Ленский тоже сулил мне небо в алмазах…

– Ленский – не Большое Начальство, – резонно заметил Н. – А Большое Начальство слов на ветер не бросает.

– Нет, – сказала я, поглаживая живот. – Нет, и нет, и нет! Баста! Финита ля комедия!

– Как скажете… – ответил Н. и, попрощавшись, повесил трубку.

– Жалко, – сказал муж, выжимая мне свежий сок. – Столько сил потра…

– Сейчас запущу в тебя соковыжималкой! – пригрозила я. – Алкоголя мне уже нельзя, так что на его благотворное влияние рассчитывать не приходится. На твоем месте я бы исключила эту тему из семейных бесед.

– Ладно, – вздохнул муж. – Пей.

И я пила.

Пила соки и ела, ела, ела. Округляясь одновременно повсюду.

Параллельно этому процессу я заканчивала работу над двумя сериальными проектами. Подразумевалось, что где-то за месяц до «дня Х» я выйду в честный декрет и начну гулять, слушать птиц, нюхать розы и улыбаться блаженной улыбкой, как и положено беременным.

А пока передо мной требовательно светился экран и я продолжала складывать буковки в слова.

И тут мне позвонил сам БН.

Надо сказать, меня заранее предупредили о высоком сеансе связи, и потому в назначенный час я уже сидела перед глазком камеры – кое-как накрашена и причесана, живот скромно спрятан под стол.

– Я обычно не звоню еще не издававшимся авторам, – взял с места в карьер БН. – Но я тут прочел ваш первый роман: сильная вещь, сильная. Мне понравилась. В вас есть потенциал. Будет жаль спустить его… Сами знаете куда. Так что решайте: напишете третий – будет вам реклама и полный промоушен. Это я вам лично говорю, чтобы не возникало никаких сомнений.

Я промямлила что-то неопределенное.

Беседа наша смахивала на сцену из галантного романа, где опытный царедворец охмуряет невинную пастушку, но «боги, боги мои», как не отреагировать на такой напор?

В конце концов, где я – бедная овечка, а где – совладелец крупнейшего издательства, книжный, понимаешь, магнат?!

Кроме того, беременные женщины так восприимчивы…

Магнат ничего мне не пообещал сверх того, что мне уже было обещано, но этим звонком дал «свежему автору» ощущение собственной исключительности, и я проглотила наживку.

«Уж сколько их упало в эту бездну» – об этом я старалась не задумываться.

Стало ясно, что если не попробую, не добью эту историю, не напишу третий уже по счету роман и сойду с дистанции, когда финишная лента – вот она, такая близкая, уж полощется на ветру, – то никогда себе этого не прощу.

И я ушла в декрет, родила, кормила новорожденного сына в той блаженной взвеси, почти в невесомости, которую могут дать только бесконечное счастье, помноженное на бесконечные же бессонные ночи.

Я не подходила к компьютеру, но много читала, и в полусне, замерев рукой на колыбели сына (доставшейся нам еще от бабки моего мужа – ивовой, плетеной, на деревянных колесиках), продумывала третий роман.

Я заказала себе кучу книг на английском и французском – по истории Фландрии, истории ювелирного дела и по британским кладам. И еще через пару месяцев начала потихоньку писать, уже не вспоминая ни о каких сценариях, а с удовольствием отдаваясь процессу романописания – на сей раз не нервно-рваному, прерывистому, на пределе времени и сил, а ровному и мерному, как движение той самой колыбели.

Так прошло еще полгода.

Тем временем Москва не дремала – большое начальство на том чепуховом основании, что я принадлежу-таки к женскому полу, перевело меня из отдела «мужской остросюжетной» в отдел «женского детектива».