Константин Сапожников - Уго Чавес

Полной уверенности в том, что Чавес станет «управляемым» президентом, у Микелены не было. Незадолго до выборов он говорил на эту тему с Недо Паницем, которого одолевали такие же сомнения. «Боюсь, что мы создали Франкенштейна», — сказал Паниц. Микелена развёл руками: «Я думаю то же самое, но в нашем распоряжении не было никого другого».

Несмотря на тактическое перемирие с венесуэльской элитой, достигнутое с помощью Микелены, Уго Чавес вёл свою первую избирательную кампанию с «популистских», как принято сейчас говорить, позиций, цитируя Боливара и Библию, акцентируя свою готовность стать спасителем Венесуэлы, гарантом её национальной независимости перед лицом многочисленных угроз. Политологи тщательно анализировали его речи и приходили к выводу, что «доктрина» Чавеса состояла из националистских, революционных и популистских фрагментов, почерпнутых из наследия панамца Омара Торрихоса, боливийца Хуана Хосе Торреса, перуанца Хуана Веласко Альварадо, аргентинца Хуана Перона. Обращали внимание на то, что Чавес избегал упоминаний о президенте Сальвадоре Альенде. Он словно давал понять, что чилийский социалистический опыт не соответствует венесуэльской традиции.

Выборы в Национальный конгресс 8 ноября 1998 года подтвердили, что отказ Чавеса от «силового варианта» прихода к власти был правильным. Несмотря на нехватку опытных функционеров и недостаточную отлаженность аппарата, «Движение Пятая Республика» — «MVR» — завоевало 49 из 189 голосов в парламенте, пропустив на первое место с небольшим отрывом партию Action Democratica. «Чириперо» («Тараканник»), политическая коалиция действующего президента Кальдеры, получила только три депутатских места. Успех «MVR» потряс основы политической системы Венесуэлы, показав, что Чавес неудержим и что его успех на предстоящих президентских выборах 6 декабря практически предрешён. «Чириперо» стала рассыпаться, подтверждая традицию венесуэльской политики — ориентироваться на победителя.

В лагере противника Чавеса на президентских выборах — Саласа Рёмера — царили панические настроения. Там уже не сомневались, что «этот выскочка Чавес, грубый демагог, вояка с авторитарными задатками и путчистским прошлым», станет президентом.

Конечно, Чавеса двигала к победе мощная поддержка широкого общенационального «Патриотического полюса», который сложился вокруг «Движения Пятая Республика». Чавес не прибегал к многочисленным уловкам традиционных избирательных кампаний, не раздавал невыполнимых обещаний, чтобы понравиться электорату. Он подавал себя таким, каким являлся на самом деле: человеком из народа, хлебнувшим и голода и нужды и потому знающим, что именно надо сделать, чтобы венесуэльцы могли получить «свою справедливую долю счастья». Колоритный язык, экспрессивная лексика, временами сознательно простонародная, доверительная тональность и прямота, а когда речь шла о сопернике — язвительная острота, — всё это покоряло избирателей. В Чавесе они видели своё отражение.

Одно его появление вызывало у людей взрыв эмоций и пароксизм восторга. Слёзы радости на лицах, стремление прикоснуться к кумиру, пожать его руку, обнять — это было похоже на массовый экстаз, который немногочисленные охранники Чавеса сдерживали с большим трудом. Чавеса любили и обожествляли и потому пытались одарить, материализировать подарками своё поклонение. Дарили от всего сердца: яркие фольклорные маски «танцующего дьявола Яре», шляпы льянеро, чётки, крестики, католические медали, бутылки с агуардьенте и ромом, всевозможные местные угощения. Еду и напитки принимали охранники, но никогда не передавали эти «потенциально опасные» подношения Чавесу. Как вспоминал Луис Пинеда, часто среди подарков были мужские духи «Hugo Boss». Подобная «креативность» вначале смешила Чавеса, а потом стала раздражать. Он пользовался другими духами. Эти флаконы брал себе Пинеда. В своих воспоминаниях он признался, что запасов «Hugo Boss» ему хватит надолго.

С самых первых встреч с избирателями Чавеса и его охранников заваливали письмами, обращениями, записками с различными просьбами. Люди были уверены, что Уго победит, и заранее просили помочь в приобретении дома, получении работы или денежных субсидий. Часто писали женщины: «Чавес, я хочу от тебя ребёнка!» Записок было столько, что охранники обзавелись специальными жилетами с большими карманами. Указание Чавеса было категоричным: сохранять все обращения! Мы победим и обязательно поможем этим людям!(В президентском дворце Мирафлорес отвели специальное хранилище для сотен тысяч посланий с обращениями к Чавесу об оказании помощи.) Когда Чавес стал президентом, количество записок ещё более увеличилось. Всеобщая привычка к патерналистской роли государства заставляет венесуэльцев проявлять к президенту завышенные требования откровенно потребительского характера. Чаще обращаются простые люди: мол, Чавес всемогущ, ему ничего не стоит поделиться с просителем деньгами, купить ему рыбацкую лодку с мотором, трактор или грузовик. Но прошения, при удачном стечении обстоятельств, вручают не только бедняки, но и представители других социальных слоёв. Это в национальном характере — венесуэлец не стесняется просить, а Чавес считался человеком широких жестов, щедрость его не вызывала сомнения. Всем было известно, что он отказался от президентской зарплаты, превратив её в несколько студенческих стипендий. Чавес передавал миллионные суммы крестьянам на развитие их хозяйств, а рабочим — на восстановление заброшенных хозяевами заводов и фабрик. Есть в списке облагодетельствованных просителей и «национально мыслящие» предприниматели.

Один мой венесуэльский знакомый жаловался на «неблагодарность» Чавеса: «Когда он после амнистии в 1994 году вышел из тюрьмы, я на несколько дней предоставил ему квартиру для житья и как убежище от возможных покушений. Потом помогал ему в избирательной кампании 1998 года. Никогда не думал, что, став президентом, он забудет обо мне и моей помощи».

Мой знакомый проявил настойчивость, пробился к Чавесу, напомнил ему о своих «заслугах перед отечеством» и добилсятаки желаемого: получил назначение на высокую дипломатическую должность. Впрочем, неблагодарным (без кавычек!) оказался он сам. В дни апрельского переворота 2002 года он поторопился перескочить в победоносные, как тогда казалось, ряды заговорщиков, выступив с резкой критикой «беспощадного диктатора», портрет которого публично разорвал в клочья. Можно только посочувствовать моему знакомому, который после этих событий был отвергнут и чавистами, и оппозицией.

Тот эмоциональный подъём, с которым Чавес вёл избирательную кампанию, омрачали ссоры жены с его детьми от Нанси. Уго надеялся, что Марисабель сумеет найти с ними общий язык. Квартира в Альто-Прадо была просторной, ничем не напоминала те жалкие домишки в Сабанете и Баринасе, в которых прошло его детство. В этой квартире всем хватало места, даже двум служанкам Марисабель.