Александр Проханов - Я русский солдат! Годы сражения

А. Проханов: — Мои поездки в Саров, беседы с атомщиками в той степени, в какой я был вправе их расспрашивать об их секретной работе, показали мне, что сегодня существует по-прежнему паритет, что российский ядерный потенциал за эти чудовищные годы, за 1990-е годы, не был до конца разрушен, он сейчас восстанавливается, появились исследования, появились программы, которые позволяют сохранить остатки нашего ядерного арсенала на том уровне, чтобы американцы не совершили нападение или, по крайней мере, не сумели шантажировать нас этим нападением. Потому что если нападение — это чудовищная проблема для мира в целом.

Н. Болтянская: — Без образа врага нет суверенитета?

А. Проханов: — Без образа врага нет истории.

Н. Болтянская: — Как это грустно, Александр Андреевич.

А. Проханов: — Грустно, грустно, Нателла.

Н. Болтянская: — «Проханов, оранжисты победили. Ваши действия?».

А. Проханов: — Подполье, партизанская война, покушения…

Н. Болтянская: — На кого? На меня?

А. Проханов: — На Виктора Шендеровича. Срочно изготовляю его чучело, обливаю его уксусом или спиртом и поджигаю.

Н. Болтянская: — Где?

А. Проханов: — В лесу, в землянке своей, конечно.

Н. Болтянская: — Бедный Александр Андреевич. Грустно. Вообще, неужели вы не можете ничего нового, креативного изобрести?

А. Проханов: — Ничего, ничего.

Н. Болтянская: — Кстати, Лев Толстой был подвергнут анафеме. А вы со Львом Толстым…

А. Проханов: — А я — осанне. Есть анафема и осанна.

Н. Болтянская: — А, понятно. А вы — осанне. Понятно. «Четвёртому сроку Путина не бывать?» Да, нет?

А. Проханов: — Это по модели третьего Рима, что ли? Два Рима пали, третий Рим и четвёртому не бывать?

Н. Болтянская: — Я вас спрашиваю. Это не я даже, а Дмитрий вас спрашивает.

А. Проханов: — Всё зависит от того, будет ли в течение этого третьего срока развитие.

Н. Болтянская: — Развитие кого?

А. Проханов: — Развитие страны. Будет ли этот долгожданный рывок.

Н. Болтянская: — А будет или нет?

А. Проханов: — Ну, я жду, я его вымаливаю, я его двигаю в той степени, в какой я, слабый, бессильный, одинокий человек в состоянии его стимулировать. Я жду, что русское развитие, несмотря на надвигающийся кризис, состоится. Если оно состоится, то будет четвёртый срок.

Н. Болтянская: — Но однозначно ответить…

А. Проханов: — Я не звездочёт.

18.07.12.

О либеральной «перхоти», красных и белых, и «коллективном Кудрине», который сидит внутри Кремля

О. Журавлёва — Добрый вечер. Здравствуйте, Александр Андреевич. Ну, во-первых, вопрос такой от Несогласного: «Александр Андреевич, согласны ли вы с очевидной истиной, что Путин — это очень сильно разбогатевший Сталин?»

А. Проханов: — Ну, быть может, конечно. Иосиф Виссарионович оставил после себя стоптанные валенки и великую страну. А Путин получил в наследство, действительно, разоренное и уничтоженное государство, практически государство, не имеющее власти. И все оставшееся ему политическое время он использовал для того, чтобы создать это государство. Одновременно с этим он, по-моему, хорошо научился жить.

О. Журавлёва — Ну, то есть вы согласны с тем, что он достаточно состоятельный все-таки человек?

А. Проханов: Я думаю, что да, конечно. Об этом все говорят. И я думаю, что сам он тоже не является пуританином. Он об этом тоже, может быть, впрямую не заявлял, но все, что он нам демонстрирует, стиль жизни, говорит о том, что он любитель хорошо пожить.

О. Журавлёва — Гедонист, так сказать.

А. Проханов: — Ну, может быть, не гедонист. Он плейбой. Вот кто он. Он плейбой.

О. Журавлёва — Хорошо. Вот, кстати, можно сказать, в продолжение темы личности Путина. Илья нас спрашивает: «Как вы относитесь к люстрации?» А вот что-нибудь изменилось бы у нас, если бы в 90-е годы прошла люстрация сотрудников спецслужб, всяких одиозных судей, кого-то еще?

А. Проханов: — В общем, я за это.

О. Журавлёва: — Да?

А. Проханов: — Да. Во-первых, мы бы не получили это чудовище — Ельцина.

Первый, кого бы, видимо, выдавили бы из власти, из политики, стал бы Ельцин, и не было этого косматого, страшного зверя, который правил в российской политике на протяжении вот этих первых чудовищных 90-х годов. Я думаю, что уже одно это, по существу, оправдало бы эти меры.

Я думаю, что комитетчики получили бы по заслугам.

О. Журавлёва — Так? Но ведь тогда бы и Путина прекрасного бы не было.

А. Проханов: — Комитетчики. И Путина не было бы тогда, и его, наверное, супруги не было, и дворцов бы не было, и нас с вами бы не было. Там огромная система последствий, если бы это произошло. Не было бы комитетчиков, которые, конечно, продали свою Родину — Советский Союз, которые в момент, когда глумились над их кумиром, над Дзержинским на площади, ни один из них не выставил СВД из окон Лубянки (все окна горели) и не выстрелил в глумителей над этим кумиром, над божеством комитетчиков. Все они — трусы.

О. Журавлёва — Вы кровожадный.

А. Проханов: — Все они — трусы и предатели. Они созданы были для того, чтобы защищать государство.

О. Журавлёва — Да ладно. Александр Андреевич, вы тоже не ходили с плакатами в защиту, я не знаю, православных христиан и духа русского.

А. Проханов: — Когда?

О. Журавлёва — Вы тоже работали себе спокойно в журналах, писали про социалистическое строительство.