В. Классен - Фердинанд Лассаль. Его жизнь, научные труды и общественная деятельность

Невзирая, однако, на полученный им 21 августа подлинный отказ Елены, Лассаль все еще не мог отрешиться от мысли, что она действует не по собственной доброй воле, а по принуждению. Он был как загипнотизированный.

24 августа Лассаль возвратился в Женеву. По его ходатайству министр Шренк послал своего официального посредника к Дённигесу. Лассаль тщетно добивался свидания с Еленой. С отцом ее у него было свидание, ни к чему, конечно, не приведшее. Графиня Гацфельд, приехавшая в Женеву, также не могла увидеться с Еленой. Чтобы вывести наконец дело на чистую воду, Лассаль настаивал на свидании с Еленой в присутствии нотариуса и кого-либо из ее родственников, где она заявила бы ему устно свое отречение, если она от него действительно отказывается. Для передачи этого требования Лассаля, к Дённигесам отправились полковник Рюстов и поверенный баварского министра доктор Гепле. Но Елена вела себя в их присутствии самым вызывающим образом. С холодной насмешкой и наглой развязностью она отклонила личную беседу с Лассалем. «К чему это? – возразила она. – Я знаю, чего он хочет. Мне надоела вся эта история». Когда ей напомнили о данных ею клятвах, она возразила с насмешкой: «Клятвы?! Я не даю клятв!» На замечание, что эти ответы резко противоречат совершенно исключительным ее поступкам, например тому, что происходило в пансионе, где остановился Лассаль, она отвечала не задумываясь: «Да, это правда; но это случилось лишь в первую минуту…» Подробности отчета, подписанного обоими посредниками, ведшими эти переговоры с Еленой, поражают крайним бесстыдством последней. Ни крупинки чувства собственного достоинства, ни малейшей искры чувства к человеку, которого она так недавно называла своим «господином», своим «царственным орлом». Что ей Гекуба? Что ей за дело до Лассаля, которого каждое ее слово должно было поразить в самое сердце? Возле нее был Янко. Она была им «очарована». Она блаженствовала. Об остальном она и знать ничего не хотела.

И это – та самая женщина, которая четырнадцать лет спустя, со свойственным ей цинизмом, объявляет миру, что она была очень довольна вестью о дуэли, так как смерть Янко казалась ей неминуемой. Лассаль убьет его непременно, и тогда поднимется в доме суматоха, во время которой ей удастся убежать… к Лассалю. Она уже будто бы приготовилась бежать и простилась с Янко – накануне дуэли – «не без некоторого сострадания», как она выражается. Но спустя полгода эта же особа была в супружеских объятиях того самого Янко, «от руки которого пал ее „царственный орел“ и которому она в тот критический день так сильно желала тяжелой или смертельной раны». Через несколько месяцев наша княгиня Раковиц была уже вдовой… Сделавшись затем актрисой, она играла, между прочим, на сцене бреславльского театра, была узнана и освистана, что еще раз навело ее на мысль оправдаться перед общественным мнением. Отсюда – упомянутая нами книжка с собственным портретом. Выйдя вновь замуж за одного актера, Елена вскоре с ним развелась. «Старый мир» становится для нее тесен, она отправляется в новый – в Америку. Затем Елена опять вступает в брак, на сей раз с одним нашим соотечественником. После этого она делается «романисткой»: пишет роман «Графиня Вера», историческая миссия которого, как нам передавали, – мы лично не имели удовольствия его читать, – очернить графиню Гацфельд и превознести до небес «царственного орла»…

Посредники передали Лассалю результаты своих переговоров с Еленой и заявили, что было бы величайшим несчастием, если бы он и теперь еще продолжал думать о женитьбе на ней. Они уговаривали его раз и навсегда забыть о недостойной женщине… Любовный жар покинул наконец Лассаля. С внешним спокойствием он выслушал отчет своих друзей. Рихарду Вагнеру он телеграфировал: «Я отказался от дальнейших попыток вследствие безусловной дрянности и безнравственности особы. Благодарю за добрые намерения. Не предпринимайте ничего больше». Но временное спокойствие вскоре уступило место безумному бешенству. Бесконечная досада за тщетно потраченные усилия наполняла его душу. Точно лев в клетке, метался он в своей комнате, оглашая воздух неистовыми проклятиями. «Меня осмелились так оскорбить! – стонал он. – Надо мною дерзнули так издеваться! Я должен отомстить, отомстить!»… И разочарованный, предательски обманутый, физически переутомленный, надорванный и почти до невменяемости возбужденный Лассаль прибегает к дуэли как к орудию мести. Ему хочется наказать Дённигеса за то, что он – Дённигес. Он хочет наказать Янко за то, что он охотно играл роль подставной марионетки, плененной телом Елены без всякого внимания к ее нравственному ничтожеству. Что за дикость мстить таким людям и притом таким чисто каннибальским способом! А между тем как бы мы ни смотрели на этот последний шаг Лассаля, мы должны признать, что он был для него лично – в том состоянии, в каком этот человек находился, – неизбежен, неумолим, как фатум, как последний акт в жизненной драме цельной, великой натуры, которая в страшной погоне за личным и вполне заслуженным счастьем пала жертвой «жестоких нравов», среди которых возможно лишь пошлое счастье, достигаемое пошлыми средствами. Тут личный конфликт поднимается на высоту общественной трагедии…

В тот же день, то есть 26 августа, Лассаль послал вызов отцу Елены, требуя удовлетворения за нанесенные ему оскорбления, причем он отказывался иметь больше дело с его «бесстыдной девой», брак с которой был бы для него одним бесчестьем. Копию этого вызова Лассаль послал и Янко, предоставляя ему, как он прибавил, беспрепятственно продолжать играть ту роль, какая была отведена ему в этом деле. Храбрый «дипломат» ответил на вызов Лассаля немедленным бегством в Берн. Но до бегства он и жена его дали Янко почувствовать, что он обязан-де смыть оскорбление, нанесенное семье Лассалем, и Янко послал, в свою очередь, ему вызов. Хотя полковник Рюстов советовал Лассалю не принимать этого вызова, пока он не справится с Дённигесом, использовавшим Янко в качестве своего слепого орудия, Лассаль решительно отказывался медлить. Друзья тщетно умоляли его отложить дуэль. Иоганн-Филипп Беккер, друг Карла Маркса и приятель Лассаля, отказался быть его секундантом, не желая, как он говорил, участвовать в дуэли, в которой Лассаль ставил свою драгоценную жизнь на одну доску с жизнью ничтожного человека. Его заменил генерал граф Бетлен. Вторым секундантом был полковник Рюстов. Накануне дуэли, которая была назначена на 28 августа, Рюстов убеждал Лассаля поупражняться в стрельбе. Но Лассаль счел это совершенно лишним. «Пустяки!» – ответил он. Зато Янко сделал в этот день полтораста пробных выстрелов в одном стрелковом заведении.