Генри Харт - Венецианец Марко Поло

Они постучали в дверь — кто-то уже сказал им, что в их дом въехали и преспокойно там живут родственники. Дверь открылась, но их не узнали. Путешественники уехали из Венеции почти двадцать шесть лет назад, и хотя смутные слухи об их странствиях сначала, может быть, и доходили до Венеции, с годами здесь все пришли к убеждению, что Поло уже нет в живых.

Уверить своих родичей в том, что они, Поло, все-таки живы, оказалось почти невозможно. Время, тревоги и перенесенные испытания изменили путешественников до неузнаваемости. «Что-то татарское сквозило и в их внешности и в их речи; говорить по-венециански они почти разучились. Одежда на них была истрепанная, грубая, татарского покроя». Обитатели дома Поло отказывались верить, что эти грубые на вид люди, нисколько не похожие на красивых, изысканно одетых купцов, отплывших в 1271 году из Венеции в Акру, — те самые братья — мессер Никколо и мессер Маффео Поло и сын Никколо Марко. Они так грязны, так бедно одеты — было бы безрассудно верить им на слово. Среди домочадцев, разглядывавших у порога пришельцев, был, надо думать, и юный Маффео, единокровный брат Марко. Они никогда не видели друг друга, Марко даже не знал о его существовании. Маффео, как и сам Марко, родился после того, как их отец уже уехал из Венеции. Расспросы и сомнения наконец кончились, дверь распахнулась, и трое путешественников вошли в свой собственный дом.

«Что же вам еще сказать?» Ведь предания о появлении Поло в Венеции напоминают сказки из «Тысячи и одной ночи».

Из поколения в поколение передавалась легенда о том, что жалкая, рваная одежда мессера Маффео сильно раздражала его весьма опрятную жену, которой все же пришлось признать и принять своего супруга. Несмотря на то, что Маффео явно дорожил своими татарскими лохмотьями и берег их точно какую-то драгоценность, жене они внушали отвращение, и она отдала их нищему, подошедшему к двери попросить милостыню. А когда в тот же день вечером мессер Маффео спросил свое дорожное одеяние — а нужно сказать, что там были зашиты все его бриллианты, — жена призналась, что она отдала эти тряпки какому-то нищему. Мессер Маффео пришел в страшную ярость. Он, словно одержимый, рвал волосы на голове, бил в грудь кулаками и часами бегал по комнате, размышляя, как бы ему вернуть свои богатства. И он придумал, как это сделать. Рано утром он был уже у моста Риальто — в самом оживленном месте Венеции, где при большом терпении можно было дождаться и увидеть кого угодно. Мессер Маффео прихватил с собой волчок и, сев в угол, стал запускать его, словно с ума спятил. Все, кто тут был, спрашивали его: «Что ты делаешь и зачем?», а он в ответ только повторял, как безумный, всегда одно и то же: «Бог захочет, и он придет». И эти его слова стали передавать из уст в уста по всей Венеции — на каналах, и на рынках, и в церквах, — везде, где только собирались люди и судачили между собой. Ибо сплетни и пересуды венецианцы любили издавна, пошушукаться было первым удовольствием всех праздношатающихся. Посмотреть на дурня Маффео, сидевшего у Риальто, люди приходили со всего города. Но мессер Маффео не был дурнем. На третий день взглянуть на помешанного человека, который сидит и крутит волчок, пришел тот нищий, которому жена мессера Маффео подала милостыню, и на нем было то самое татарское платье! С криком торжества вскочил мессер Маффео на ноги, схватил беднягу нищего и отнял у него платье — все сокровища были там в целости и сохранности. И тогда венецианцы убедились, что мессер Маффео не безумец, а опытный человек, способный на большую хитрость.

Из всех занимательных рассказов о возвращении Поло в Венецию наибольшей известностью пользуется тот, который так прекрасно передает Рамузио. В предисловии к венецианскому изданию книги Марко Поло, датированном 7 июля 1553 года, Рамузио указывает, что это предание поведал ему

почтенный и уважаемый мессер Гаспаро Мальпьеро, человек весьма преклонных лет, исключительной доброты и честности; дом его был на канале Санта Марина, у устья реки Сан-Джованни-Кризостомо, как раз посреди Двора Мильони [где, как мы узнаем ниже, жили Поло]; и он говорил, что все это слышал от своего отца и деда и кое-каких других стариков-соседей.

Столь солидно защитив свое доброе имя от обвинений в вымысле или преувеличениях, Рамузио излагает предание, как он его слышал.

Родичи путешественников все еще с сомнением раздумывали, кто же именно приехал к ним, но даже и удостоверившись в том, что эти обносившиеся и огрубелые люди — истинные Поло, помыкали ими и стыдились их. Видя это, братья Маффео и Никколо вместе с Марко составили план, каким образом раз и навсегда доказать родне, кто они такие, и в то же время завоевать «почет» (то есть видное положение) во всем городе, удивив своих сограждан.

Поло разослали родственникам — надо думать, самым знатным и богатым — приглашения, прося их приехать в дом трех возвратившихся путешественников на пир. К пиру Поло готовились весьма старательно и обставили его богато, «наилучшим образом и с большой пышностью в своем доме». В назначенный час каналы около дома Поло были полны гондол, в которых прибыли разнаряженные гости. Всех их приняли как подобает и рассадили по местам. Гости сгорали от любопытства: вдруг Поло начнут показывать свои какие-нибудь драгоценные товары, привезенные из дальних стран, а то и, почем знать, преподнесут всем по хорошему подарку? Можно не сомневаться, что всякий почитал за долг поздороваться и приветствовать путешественников, пока те стояли в большом зале, встречая входящих гостей. А потом Поло куда-то исчезли.

Когда подошло время садиться за стол, все три Поло явились из своей комнаты в длинных атласных мантиях малинового цвета — мантии, по тогдашнему венецианскому обычаю, спускались до полу. Когда подали душистую воду для полоскания рук и все гости сидели за столом на своих местах, мессер Никколо, мессер Маффео и мессер Марко опять встали, покинули гостей и переоделись в другие, камчатные мантии, тоже малинового цвета, и вышли в них к столу. Затем к ужасу гостей — какое бессмысленное расточительство, когда рядом столько заслуживающих внимания родственников! — хозяева приказали, чтобы только что снятые атласные мантии были разрезаны на куски, а куски эти розданы слугам. И приказ этот был тотчас же исполнен.

Спустя некоторое время, когда гости уже истребили яства, от которых ломился стол, побросали кости на пол, вытерли о чудесную скатерть руки и изрядно выпили, Поло вновь встали и ушли в другую комнату. Через минуту они возвратились, одетые уже в бархатные мантии малинового цвета. Сев на свои места, они приказали внести камчатные мантии, изрезать их у всех на глазах и куски раздать слугам. Родственники даже начали роптать и многозначительно переглядываться — в этом родственники везде и всегда одинаковы, — но приказ был вновь исполнен, все слуги получили по куску дорогой ткани.