Отто Дитрих - Двенадцать лет с Гитлером. Воспоминания имперского руководителя прессы. 1933-1945

Подобные сцены вызывались как мелочами, так и существенными причинами. Они происходили всякий раз, когда события разворачивались не так, как хотелось Гитлеру, не так, как он предсказывал, или когда в своем бесконечном недоверии к людям чувствовал саботаж (он всегда предпочитал объяснять собственные поражения чьим-то саботажем), или когда чья-то некомпетентность действовала ему на нервы. Когда он бывал в таком состоянии, обычные ошибки и оплошности считались тяжкими преступлениями. Смертные приговоры и концентрационные лагеря бывали результатом его неконтролируемой ярости столь же часто, как и «хладнокровного» размышления, как он сам это называл.

Вывести его из себя мог самый незначительный повод. В годы войны, например, на первых страницах газет не было помещено сообщение о смерти оперного певца Мановарды, высоко ценимого Гитлером. Это упущение прессы привело Гитлера в неописуемую ярость. Его невменяемое состояние длилось много часов, всю оставшуюся часть дня он фактически не мог работать. А вот еще один случай. В его доме в Оберзальцберге любимая овчарка Блонди не выполнила его команду встать на задние лапы. Я видел, как кровь ударила ему в голову от такого неповиновения, тем более что вокруг собралась огромная толпа обычных визитеров и Гитлер по привычке прогуливался перед ними. Две минуты спустя, когда какая-то женщина протянула ему петицию, он внезапно закричал на одного из своих ближайших сподвижников, стоявшего рядом с ним. Ничего не объясняя, на глазах у изумленной публики он выплеснул поток брани на ни в чем не повинного человека.

Однако даже в состоянии очень сильной ярости Гитлер не позволял себе распускать руки. Исключение составил случай, происшедший 30 июня 1934 года в министерстве внутренних дел в Мюнхене. Там я видел, как он собственноручно срывал эполеты с высших руководителей СС. Слухи о том, что в порывах гнева Гитлер бросался на пол и кусал ковер, – чистая выдумка, и от частого повторения она не становится правдивее.

Трудно представить себе больший контраст между взбешенным ипохондриком и Гитлером, пленявшим всех своими приятными, располагающими манерами. Этот человек, зачастую грубый, неумолимый, порой невменяемый, мог быть очень симпатичным, любящим искусство, добрым отцом народа, всегда готовым протянуть руку помощи тем, кто в этом нуждался. Те, кто знал его во второй ипостаси, не могли представить, что существует другой Гитлер.

За последние годы много говорили о болезни Гитлера. На основании постоянных наблюдений за его жизнью и неоднократных разговоров с его врачами я не верю, что сильные приступы возбуждения были симптомом или следствием какого-то острого физического недуга. Напротив, эти всплески эмоций были причиной частых физических расстройств; именно они были его болезнью. Изматывающие взрывы перегруженного мозга действовали на нервную систему, разрушая желудок и всю пищеварительную систему, а уж потом физическое недомогание оказывало обратный эффект, усиливая тенденцию к всплескам ярости.

Физическое здоровье Гитлера было крайне нестабильно. Он бывал болен столь же часто, как и здоров. Почти неизменно жаловался на несварение желудка. В 1937 году, по совету доктора Морелля, он несколько месяцев принимал таблетки, восстанавливающие разрушенную кишечную флору. Впоследствии он говорил, что чувствовал себя возрожденным и в течение нескольких лет даже мог есть пищу, от которой раньше испытывал боли. Позже, в годы войны, в результате возбуждения и сильных переживаний его состояние снова ухудшилось. Ему делали уколы витаминов, но, вопреки слухам, не давали никакого внутривенного питания. Пища, приготовленная его венским поваром-диетологом, действовала на него благотворно. Причиной, вызвавшей стремительное физическое угасание, приведшее его в последний год войны на грань изнеможения, было постоянное перенапряжение и возбуждение, вызванные покушением на его жизнь 20 июля 1944 года. Однажды, в начале 1945 года, его врача внезапно вызвали в бункер Гитлера, расположенный в ставке в Растенбургском лесу. Из замечания, оброненного позже, я узнал, что Гитлер перенес легкий мозговой удар. Однажды в моем присутствии он сказал сам, что удержался от бурного нагоняя «преступно некомпетентному» генералу из страха перед очередным ударом.

В течение значительного времени его ближайшие сподвижники подозревали, что Гитлер страдает от рака гортани. Из-за большой опухоли он не мог громко говорить. Однако эти подозрения оказались безосновательными. Хорошо известный берлинский специалист, доктор Эйкен, прооперировавший Гитлера, рассказал мне по дороге из ставки в Берлин, что опухоль была доброкачественной, типичный полип гортани, который удалось полностью удалить.

Зло в жизни Гитлера происходило не от какой-либо физической болезни. Роковой динамизм самого его существования обуславливался его натурой; это был психологический феномен. В конце концов эта демоническая воля поглотила его тело, как и все, к чему он прикасался. Гитлер вел нездоровый, можно сказать, самоубийственный образ жизни и не прислушивался к советам врачей. Бремя работы, которую он выполнял, становившееся еще тяжелее потому, что все решения он принимал единолично, все же было не настолько велико, чтобы разрушить его здоровье. Его «служба на благо народа» не мешала бы ему жить разумно, если бы он умел организовать свое время, если бы умел больше отдыхать, восстанавливая свои силы. Он же вел утомительную «светскую» жизнь, мало спал, не соблюдал режима дня. В течение более десяти лет, что я сидел за его столом, Гитлер ел все более нерегулярно, часто завтракая не раньше четырех-пяти часов дня и обедая не раньше полуночи. Только под давлением своих сподвижников он неохотно и очень постепенно начал придерживаться более или менее стабильного распорядка дня.

Каждый вечер после ужина Гитлер смотрел один или два фильма. В канцелярии в Берлине у него был кинозал; в Бергхофе для этой цели использовалась главная гостиная. В некотором смысле кино обеспечивало ему контакт с нормальной жизнью внешнего мира, которого он был лишен. Ему даже предлагали замаскироваться и пойти посмотреть Берлин одному, без сопровождения, как частному лицу. Что бы о нем ни сплетничали, у него никогда не было двойника. Такая мысль никогда не приходила ему в голову.

Во время войны Гитлер намеренно отказался от этих просмотров. За все военные годы он посмотрел только один фильм. Это было в тот вечер в Бергхофе, когда его посетил Муссолини. Если мне не изменяет память, это была удачная комедия «Во всем виноват Наполеон». Вместо фильмов он предпочитал концерты классической музыки и оперу. Гитлер любил смотреть фокусы и для этого даже приглашал домой первоклассного фокусника. Эти представления настолько нравились ему, что он издал указ, строго запрещающий газетам публиковать «разъяснительные» статьи, раскрывающие секреты иллюзионистов.