Бэзил Лиддел Харт - Битвы Третьего рейха. Воспоминания высших чинов генералитета нацистской Германии

Рассказывая о дальнейшем развитии событий, Рундштедт подчеркнул: «Выполнение плана с самого начала было затруднено из-за переброски отдельных наших частей на Московский фронт. Несколько моих танковых дивизий получили приказ идти на северо-восток мимо Орла, чтобы приблизиться к Москве с юга. Этот маневр все равно оказался безрезультатным, а мы лишились жизненно необходимых в нашей ситуации мобильных подразделений. Я хотел, чтобы находящиеся на правом фланге армии фон Бока повернули на юго-восток, ударили в тыл русских армий, противостоявших мне под Курском, и отрезали их. Решение о переносе направления основного наступления удара на северо-восток казалось мне большой ошибкой, потому что русские, благодаря идущей из Москвы сети железных дорог, находятся там в более выгодном положении и имеют возможность отразить удар.

Как бы там ни было, мои армии на левом крыле столкнулись с упорным сопротивлением в районе Курска и не смогли выйти к своей цели – Воронежу. Эта остановка отрицательно сказалась на движении соседней 17-й армии и сузила фронт наступления к Кавказу. 17-я армия была остановлена на Донце и не смогла продвинуться вперед, чтобы защитить фланг 1-й танковой армии фон Клейста. Вследствие этого фланг армии Клейста оказался под ударом мощной контратаки русских, начавших движение в южном направлении к Черному морю.

На другом фланге 11-я армия Манштейна проникла через укрепления Перекопа и вошла в Крым.

Полуостров удалось захватить довольно быстро. Сопротивление оказывали только крепость Севастополь и Керчь. Однако это отклонение в сторону от основного направления, выполненное по приказу Гитлера, уменьшило силы, имевшиеся в моем распоряжении».

История наступления на Кавказ, изложенная Клейстом: «Прежде чем мы вышли к низовьям Дона, стало совершенно очевидно, что ни времени, ни возможности достичь Кавказа у нас нет. И хотя немало войск противника было разбито и оставлено нами к западу от Днепра, русские постоянно подвозили по железной дороге свежие части с востока. А потом вмешалась плохая погода и наше наступление в самый критический момент захлебнулось. А у следующей впереди техники кончилось горючее.

Теперь я уже хотел только одного – войти в Ростов и уничтожить мосты через Дон. К тому времени я уже провел разведку и обнаружил прекрасную оборонительную позицию на реке Миус и решил оборудовать ее для зимовки. Но Геббельс поднял такую пропагандистскую шумиху вокруг нашего прихода в Ростов – это было представлено так, что мы «открыли ворота на Кавказ», – что мы не смогли выполнить мой довольно разумный план. Мои войска оставались в Ростове дольше, чем планировалось, и в результате серьезно пострадали от контрнаступления русских, начатого на последней неделе ноября. Тем не менее мы сумели остановить русских на реке Миус и удерживали эту позицию в 50 милях от Ростова на протяжении всей зимы. Это была самая передовая позиция, которую немцам удалось занять на востоке. Дальше не продвинулся никто».

После этого Клейст добавил: «Той первой военной зимой наши армии подвергались серьезной опасности. Они в полном смысле вмерзли в землю и не имели возможности двигаться. Остановить русских, если бы они решили нас окружить, было бы практически невозможно».

Рундштедт подтвердил слова Клейста и поведал историю того, как сам в первый раз был отстранен от командования. «Когда я хотел выйти из боя и отвести войска на Миус, фельдмаршал фон Браухич со мной согласился. Но тут поступил приказ от фюрера, запрещающий отступление. Я возразил, утверждая, что войскам бессмысленно пытаться удержаться на том месте, где они находятся, и добавил, что, если Гитлер со мной не согласен, пусть поищет другого командира. В ту же ночь пришел ответ от фюрера, принявшего мою отставку. 1 декабря я покинул Восточный фронт и больше туда не возвращался. Почти сразу же после этого фюрер лично посетил наш участок фронта, ознакомился с ситуацией и изменил свое решение, санкционировав отход. Важно то, что позиции на реке Миус оставались неизменными на протяжении всей зимы 1941/42 года».

Рундштедт дал мне понять, что считает наступление его группы армий в глубь территории противника фундаментальной стратегической ошибкой. В отличие от большинства генералов любой национальности он не искал причины неудачи плана в неумении обеспечить его необходимыми для этого ресурсами. Он предположил, что стратегическая ошибка изначально была заложена в план. В процессе дальнейшей беседы он сказал: «Операции 1941 года в России должны были иметь, по моему мнению, первоначальной целью не Москву, а Ленинград, захватив который мы соединились бы с финнами. А уже затем, на следующей стадии, следовало нанести удар по Москве одновременно с севера и запада».

Крушение надежд под Москвой

Наступление на Москву было начато 2 октября и велось силами трех армий: 2-й – на правом фланге, 4-й – в центре и 9-й – на левом фланге. Кроме того, в нем участвовали две танковые группы – Гота и Хёпнера. Последняя заняла место группы Гудериана, отправленной на юг для участия в окружении Киева.

Ход наступления прекрасно описан Блюментритом. «Первым произошло сражение под Вязьмой. В результате окружения более 600 000 русских были взяты в плен. Это были современные Канны, только в более крупном масштабе. В этой победе решающая роль принадлежала танкам. Русские были застигнуты врасплох – они явно не ожидали, что наступление на Москву начнется так поздно. Сопротивление было незначительным, но продвижение вперед было очень медленным – мешала осенняя распутица, да и войска очень устали. Вскоре мы столкнулись с хорошо укрепленной позицией русских на реке Нара, куда незадолго до этого прибыли свежие части.

Все командиры задавали только один вопрос: «Когда мы остановимся?» Они неплохо знали историю и помнили о печальной судьбе армии Наполеона. Многие снова перечитывали рассказ Коленкура о войне 1812 года. Должен сказать, эта книга пользовалась особой популярностью в те суровые дни 1941 года. Я часто вспоминаю фон Клюге, бредущего по непролазной грязи в свой штаб, с неизменной книгой Коленкура под мышкой. Когда он в очередной раз с тоской вглядывался в карту, рядом всегда лежала все та же раскрытая книга. Так продолжалось изо дня в день».

Этот момент представлял для меня особый интерес. Дело в том, что в августе 1941 года, когда лавина немецких войск катилась в глубь России, почти не встречая сопротивления, и казалось, остановить ее невозможно, я написал статью для октябрьского номера «Странда», в которой сравнивал кампании Наполеона и Гитлера, приводя в доказательство обширные цитаты именно из Коленкура. Получилось, что мы шли по одному пути и мыслили в принципе идентично, но только немцы вспомнили о Коленкуре несколько позже. С последним Блюментрит не мог не согласиться.