Александр Бабореко - Бунин. Жизнеописание
«Вчера приехали в Люксор, завтра уезжаем в Ассуан. Погода — как наш июньский, прохладный и серовато-нежный день. Развалины храмов громадны, но производят впечатление глиняных. Много пальмовых рощ, среди них деревушки из ила. Африка форменная» [485]. 16/29 января он пишет: «Едем из Ассуана в Люксор. В Люксоре уже были — теперь опять остановился на день, — поедем в Фивы (на противоположном берегу). В Ассуане пробыли пять суток, два раза ездили в Шелаль — на остров Филлэ. Были дни столь жаркие, что страшно было получить солнечный удар, но было и прохладно — бушевал ураган с севера. Ездил несколько раз в пустыню на осле. Довольны Ассуаном очень. Здоровье так себе. Жить везде очень дорого. Из Люксора едем в Каир» [486]. 24 января (6 февраля): «Ездили в Фивы и все осматривали — главное, колоссов Мемнона!» [487] «Мы недавно вернулись из-под самого тропика, из Ассуана, — пишет Бунин Белоусову из Гелуана 31 января (13 февраля) 1911 года. — Теперь, сбив все сапоги по пескам, могилам, пирамидам и развалинам храмов, ждем парохода на Коломбо, Сингапур, Японию» [488]. 13/26 февраля отправились из Порт-Саида по Суэцкому каналу в долгий путь — до Цейлона надо было плыть две недели. «Теперь плывем на французском пароходе на Цейлон…» [489] — писал Бунин Е. А. и Н. Д. Телешовым 13/26 февраля 1911 года. Попали они на пароход, о каком мечтали, — устаревший пассажирский, превращенный в грузовой: шел он не спеша, подолгу стоял на стоянках.
Бунин и Вера Николаевна заняли две каюты, остальные пустовали. «У меня, — пишет Бунин в своем путевом дневнике, — просторно и все прочно, на старинный лад. Есть даже настоящий письменный стол, тяжелый, прикрепленный к стене, и на нем электрическая лампа под зеленым колпаком. Как хорош этот мирный свет, как свеж и чист ночной воздух, проникающий в открытое окно сквозь решетчатую ставню, и как я счастлив этим чистым, скромным счастьем!» [490]
Когда снялись и пошли, день был облачный, мутный. «К полудню мы были уже далеко от Порт-Саида, в совершенно мертвом, от века необитаемом царстве. И долго провожала нас слева, маячила в мути пустыни и неба чуть видная, далекая вершина Синая»…
Четырнадцатого февраля были в Красном море. «Все море ходило долинами, холмами, верхушки этих холмов ярились пеной… „Юнан“ медленно кланялся солнечному морю, шедшему на него ухабистой и сияющей равниной».
К вечеру ветер утих, все пришло в совершенный покой и «радостное и сияющее однообразие», — 15 февраля пароход вступил в тропики.
Шестнадцатого прошли остров Джебель-Таир. Все было ново для глаз — остров, непривычно выделявшийся в море резкими очертаниями, новые, не виданные прежде южные звезды, придававшие ночному небу особенную торжественность, и «серебристая россыпь Ориона» на совсем еще светлом небе. «Орион днем! Как благодарить Бога за все, что дает он мне, за всю эту радость, новизну! И неужели в некий день все это, мне уже столь близкое, привычное, дорогое, будет сразу у меня отнято, — сразу и уже навсегда, навеки, сколько бы тысячелетий ни было еще на земле?»
Утром 17 февраля прошли Перим, направляясь вдоль африканского берега к Джибути во французское Сомали, к выходу в Индийский океан. 19 февраля (4 марта) 1911 года Бунин писал редактору газеты «Русское слово» Ф. И. Благову, что сейчас «гостит» у сомалиев и недели через две надеется быть на Цейлоне [491]. В Джибути он был и следующий день — 20 февраля (5 марта) сообщал об этом М. П. Чеховой [492].
Осматривали этот город, показавшийся маленьким, захолустным, с жалкими лачугами. На его окраине — «пески, полная пустыня, табор сомалиев, живущих уже совсем по-своему, с первобытной дикостью. Шатры, козы, голые черные дети…». Тяжелое чувство вызывало нищенское существование этого народа. «В этом грязном человеческом гнезде, среди этой первозданной пустыни, тысячелетиями длятся рождения и смерти, страсти, радости, страдания… Зачем? Без некоего смысла быть и длиться это не может.
Все же какая-то великая тоска, великая безнадежность царит над этим глухим и скудным человеческим жильем».
Вышли в океан, на его просторах «совсем особое чувство — безграничной свободы». 23 февраля прошли мимо мыса Гвардафуй — последний раз видели берег Африки, впереди за бесконечной равниной океана — Индия, Цейлон. 2 марта прибыли в Коломбо.
На Цейлоне Бунин сделал запись:
«9/22 марта 1911 г. В вагоне.
В 2 ч. 20 м. дня выехали из Анарадхапуры в Коломбо.
Длинный вагон третьего класса, два отделения. В одном:
1) старик, в профиль губастый, похожий на Шуфа, хотя с более крупными чертами, бронзовый лицом, бритый, как актер, с сережками в ушах; на голове платок чалмой, до пояса голый, грудь в волосах, до пояса закутан в белое;
2) не старик, хотя с сединой в стриженой голове, похожий на Победоносцева, на шее ожерелок из чего-то вроде сухого чернослива, в ушах сережки, очень худой, тоже до пояса весь голый, ниже окутан ярко-оранжевой тканью;
3) старуха, очень обыкновенная, — как баныцица;
4) малый лет двенадцати, голый до пояса;
5) миловидная молоденькая (лет четырнадцати) женщина.
В другом (где мы):
1) старый милет, весь бритый, в седой щетине, ноги и ж… закутаны белым, прочее все голое;
2) дикий малый, очень темный (тамил), чернозубый от бетеля, похожий на индейца, верхняя губа в черной щетине (давно не брита), половина головы синяя (бритая), половина — в черных конских волосах, голый, закутаны в простыню опять-таки только ноги; жевал бетель и дико глядел; потом, достаточно окровавив пеной бетеля рот, лег; возле — медный кувшин с водой, — как у многих, потому что пить из общей посуды нельзя, да нельзя даже и к собственному кувшину прикасаться губами — слюна считается нечистой;
3) старуха в серьгах, очень черная, похожа на еврейку, голая, но через одно плечо и на ногах — красная ткань;
4) „мужик“, лысоватый, черная борода, страшно волосатая грудь, вид рабочего, похож на Петра Апостола.
На станциях продавцы кокосовых орехов кричат „Курумба!“» [493].
Вера Николаевна писала родным с Цейлона [494] — матери и брату Д. Н. Муромцеву:
7/20 марта 1911 года: «Сейчас мы в Кэнди, в гористой местности Цейлона. Здесь очень красиво. Священное искусственное озеро. Очень интересный буддийский храм. Сегодня мы уезжаем отсюда в горы. Там уже прохладно. За дни, проведенные на этом необыкновенном острове, мы увидали столько нового, ни на что не похожего, столько прекрасного, что я еще не могу как следует освоиться, не могу разобраться во всех впечатлениях <…> По преданию, рай находился здесь. Есть на Цейлоне Адамов пик, есть и мост, по которому они бежали с Евой в Индию, изгнанные из рая. Да, здесь действительно рай. Поразило меня буддийское богослужение. Мы вошли в первый раз в храм их вечером. В полумраке грохот бубен, бой в барабан, игра на флейтах, много цветов с одуряющим запахом, и бонзы в желтых мантиях <…> Мне очень нравится, что здесь приносятся в жертву цветы <…>
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
