Уинстон Черчилль - Война на реке
Наступление продолжалось. Левый фланг дервишей стал растягиваться поперек равнины в сторону Керрери — для того, я полагаю, чтобы охватить наш правый фланг. Их центр, над которым развевалось черное знамя, двигался прямо на Сургэм. Правое крыло наступало к югу от этого холма. Эти люди выделялись среди всех прочих. Их не могло быть более 6000. Их построение было идеальным. Они несли огромное количество знамен, возможно, не менее 500, которые на расстоянии казались белыми, хотя на самом деле они были исписаны кораническими текстами. Их удивительно ровный строй делал их похожими на старинные изображения крестоносцев на занавеси из Байё.
Если и был какой либо род оружия, в котором арабы уступали своим противникам, то это, несомненно, была артиллерия. Но именно с нее они начали свою атаку. В середине линии дервишей, которые шли теперь в атаку во фронт, поднялись два клуба дыма. Снаряды упали, не долетев примерно пятидесяти ярдов до изгороди из колючки, и в этом месте поднялись два красных облака песка и пыли. Это было воспринято как вызов, и на него немедленно ответили. Огромные клубы дыма взметнулись по всему фронту британских и суданских бригад. Одна за другой четыре [276] батареи открыли огонь по врагу с дистанции в 3000 ярдов. Грохот канонады докатился до нас, стоящих на гребне, и отразился эхом от холмов. Над головами двигавшихся толп стали рваться снаряды, заволакивая воздух дымом и усеивая землю телами. Но приближалась еще одна трагедия. «Белые знамена» уже почти перевалили через гребень. Через минуту они появятся в поле зрения батарей. Понимали ли они, какая встреча их ждет? Они двигались плотной массой в 2800 ярдах от 32-й полевой батареи и канонерских лодок. Дистанции были выверены. Все остальное было делом техники. Более отдаленное кровопролитие прошло незамеченным, поскольку сознание было зачаровано надвигающимся ужасом. Через несколько секунд на этих храбрых людей обрушится скорая смерть. Они вышли на гребень и оказались на виду у всей армии. Их белые знамена делали их наиболее заметными. Когда они увидели лагерь своих врагов, они со страшным грохотом разрядили свои ружья и ускорили шаг. Какое-то мгновение белые знамена наступали в полном порядке, затем вся дивизия вышла из-за гребня и оказалась на виду. В тот же миг канонерские лодки, 32-я британская полевая батарея и другие орудия, стоявшие под прикрытием зерибы, открыли по ним огонь. В первую же минуту в их ряды врезались не менее двадцати снарядов. Одни разорвались высоко в воздухе, другие — прямо перед ними. Некоторые же вонзались глубоко в песок и разрывались, поднимая облака красной пыли, сметая ряды осколками и шрапнелью. Белые знамена стали падать повсюду. Но они тут же поднимались, когда новые люди шли вперед, чтобы умереть за священное дело Махди, защищая преемника Истинного Пророка. Это было ужасное зрелище. До сих пор они не причинили нам никакого ущерба, казалось несправедливым, что мы имеем все преимущества и можем наносить им столь жестокие удары, в то время как они не способны ответить. Под огнем нашей артиллерии плотная масса «белых знамен» рассыпалась на тонкие линии копейщиков и стрелков, которые, потеряв часть людей, продолжали наступать в ином порядке, но с тем же неослабевающим энтузиазмом. Теперь, когда все атакующие части противника были на виду, задачей кавалерии было как можно быстрее убраться с фронта и предоставить дальнейшее решение вопроса пехоте и пулеметам Максима. Все патрули поскакали обратно к [277] своим эскадронам, и полк быстро отступил под прикрытие зерибы, в то время как снаряды с канонерских лодок пролетали над нашими головами, а наша позиция по всей своей длине извергала дым и пламя.
Стрельба становилась все громче и интенсивней, так что даже прерывистое стрекотание пулеметов Максима было едва различимо в этом нескончаемом гуле. В восьмидесяти ярдах от нас и примерно в двадцати футах над нами действовала 32-я полевая батарея. Офицеры, взобравшись на ящики из-под галет, наблюдали в бинокли за результатами стрельбы. От них у меня осталось одно мимолетное впечатление. В восьмистах ярдах отчаянно наступала неровная линия людей, пробиравшаяся вперед, несмотря на безжалостный огонь — белые знамена шатались и падали, белые фигуры десятками валились на землю. Из их ружей вырывались белые дымки, большие клубы дыма взметались по всему их фронту при разрывах шрапнели.
Пехота стреляла равномерно и бесстрастно, без спешки и возбуждения, ибо враг был еще далеко, а офицеры внимательно контролировали огонь. Солдаты, к тому же, были заинтересованы в исходе дела и очень старались. Но со временем сам процесс стрельбы вызвал физическое утомление. Маленькие фигурки в прорези прицела стали немного больше, но количество их с каждым залпом уменьшалось. Ружья нагрелись, причем нагрелись так, что солдатам пришлось поменяться ружьями с резервными ротами. И все это время на равнине, на противоположной стороне, пули пронзали плоть и дробили кости. Храбрецы рвались вперед сквозь ад свистящего металла, рвущихся снарядов и вздымающейся пыли — страдая, отчаиваясь и умирая. Такова была первая фаза сражения при Омдурмане.
Похоже, что план атаки, разработанный халифой, был сложным и оригинальным. Он, однако, основывался на серьезной недооценке силы современного оружия. Сперва он приказал примерно 15 000 воинов, в основном из армии Османа Шейх-эд-Дина, которыми командовал Осман Азрак, начать атаку с фронта. Сам он ждал результата этой атаки примерно с таким же числом людей у холма Сургэм. В том случае, если бы она была успешной, он выступил бы вперед со своей гвардией, цветом арабской армии, и довершил разгром противника. Если бы она провалилась, [278] у него оставался еще один шанс. Те дервиши, которых первыми послали атаковать зерибу, были далеко не лучшими и не самыми надежными его войсками. Их уничтожение было бы тяжелой потерей, но еще не означало конца борьбы. Пока шла эта фронтальная атака, доблестное левое крыло, куда входила остальная часть армии Османа Шейх-эд-Дина, могло незаметно выйти к нашему северному флангу и обойти его, оказавшись перед тем фронтом зерибы, который удерживала египетская бригада. Тем временем Али Вад-Хелу должен был двинуться к холмам Керрери и оставаться среди них на расстоянии выстрела, стараясь не привлекать к себе внимания. Если атаки с фронта и с фланга будут, к несчастью, отражены, то «враги Аллаха», радуясь своей легкой победе, могут покинуть укрепленный лагерь и двинуться вперед, чтобы захватить город. Тогда, пока они еще будут рассеяны по равнине, вдали от способной защитить их зерибы, отборные воины истинной веры покинут свое укрытие, и тысячи их бросятся на неверных, чтобы окончательно их уничтожить. В то же время халифа с 15 000 воинов нападет на них из-за холма Сургэм, а Али Вад-Хелу и остатки армии Османа ударят на них со стороны Керрери. Атакованные одновременно с севера и с юга, окруженные со всех сторон, неверные придут в расстройство и потеряют всякую надежду. Тогда Китчинер, возможно, разделил бы судьбу Хикса и Гордона. Однако два обстоятельства воспрепятствовали исполнению этого плана. Вторая атака не была предпринята одновременно двумя дивизиями армии дервишей; но если бы даже это произошло, мощь нашего ружейного огня все равно восторжествовала бы, и хотя экспедиционный корпус, возможно, понес бы более тяжелые потери, на конечный результат это уже не могло повлиять. Последние надежды варварства ушли с ночными тенями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});