«Крот» в генеральских лампасах - Владимир Матвеевич Чиков
— Поживем — увидим, — бросил Поляков и вышел из кабинета Долина.
— Все, товарищи, — грустно улыбнулся Долин, окинув взглядом оставшихся в кабинете офицеров разведки. — Извините, но мне надо остаться одному после всего услышанного, а не вести с кем бы то ни было пустые разговоры.
Присутствовавшие в кабинете начальника политотдела в недоумении переглянулись и направились к выходу.
***
У Полякова не выходила из головы мысль, что Долин и Сеськин что-то замышляют против него, и это подозрение усилилось, когда вспомнил угрожающие слова начальника политотдела. Правда, вскоре он отбросил эти подозрения как нелепые. К тому же перед отъездом в Индию начальник управления кадров Изотов убедил Полякова в том, что никакого сговора между Долиным и Сеськиным не было и не могло быть, потому что начальник политотдела негативно относится ко Второму управлению и его руководству.
В Индию Поляков вернулся со спокойной душой. До окончания его командировки оставался ровно год. Встретившись после отпуска со своим оператором Диллоном, он сообщил ему, что связь с ним Центром рекомендовано прекратить.
— Но невзирая на это, — заметил Поляков, — я хотел бы перевести наши встречи на строго конспиративную основу. Как говорил полковнику Дейтону ваш президент Джордж Вашингтон в бытность командующим армией, «…вы должны держать все в как можно большем секрете». Дело в том, что от секретности зависит успех большинства разведывательных мероприятий. А при отсутствии секретности они обычно проваливаются, как бы хорошо они ни были спланированы. Сам я умею держать все в секрете, а вот вы, американские разведчики, не всегда придерживались заветов бывшего президента. Так и передайте об этом своим коллегам, которые будут потом работать со мной в Москве.
— Я согласен с вами, мистер Поляков. Теперь мы будем встречаться в безопасных и укромных местах на берегу Ганга или Джамны на рыбалке. Это романтично и не опасно. Но это, я знаю, противоречит вашему стремлению работать на грани риска. «Чем опаснее, тем интереснее становится работа», — так ведь вы мне однажды сказали?
— Да, это так. Я никогда не отказываюсь от своих слов. Но в данном случае решил подстраховаться из тех соображений, чтобы уехать из Индии без «компры» и каких-либо подозрений. Мне надо дотянуть до окончания командировки всего год.
— Мне еще меньше, восемь месяцев. И я тоже заинтересован убыть в Вашингтон без компрматериалов. Но до своего отъезда я должен обучить вас работе на новом быстродействующем приемо-передающем устройстве. Как только мне доставят из Америки подзарядник для передатчика и радиосигнализатор, мы проведем на природе занятие по установлению двусторонней агентурной связи. Потом повторим контрольный радиосеанс в городе через наше посольство. Этому делу мы посветим еще две встречи с интервалом в два месяца. Когда конкретно, я сообщу вам на последующих протокольных мероприятиях.
Поляков надолго задумался. Диллон, не выдержав затянувшегося молчания, спросил:
— Вас что-то не устраивает в моем сообщении?
— Да, меня не устраивает ваш громоздкий набор радиосредств. Да и вывозить их через пограничную службу сложно и опасно. Это же шпионское снаряжение, могут заподозрить в недобром деле.
— Ничего другого мы пока предложить не можем.
— Тогда я хочу вам предложить, коли вы не хотите сами думать, одну интересную идею.
И Поляков выжидающе замолчал.
«Какой же он агрессивный! — подумал Диллон. — Все время учит нас, где и как должны располагаться тайники, что лучше использовать в качестве контейнера для закладки в тайник. И почему нежелательно работать с ним на официальных приемах и в общественных местах при случайных встречах. Да что ж это такое?! Вот и сейчас опять что-то задумал, опять что-то не по нему».
— Так я слушаю вас, мистер Поляков, говорите же. Предлагайте.
— Я продаю вашим ученым-электронщикам идею разработки миниатюрного быстродействующего передатчика, который можно было бы положить в карман. Принцип его действия должен быть таким: во-первых, чтобы записать и зашифровать в него по возможности большой объем секретной информации. Во-вторых, чтобы он за считанные три-пять секунд мог выстрелить в нужное время в направленный эфир весь объем вложенных в него сведений. Скажем, еду я в машине по городу и в ближайшей точке от посольства в заранее оговоренное время подаю нажатием кнопки на миниатюрном приборе специальный сигнал для вас, который означал бы, что через две-три минуты должна поступить на ваше приемное устройство лично от меня информация. Согласитесь, засечь такую операцию в течении пяти секунд практически невозможно.
Диллон периодически кивал головой, внимательно слушая собеседника-учителя.
— В-третьих, — продолжал Поляков, — такая передача сведений в десятки раз безопаснее. Не надо будет подбирать места для тайниковых операций, изготовлять контейнеры, ставить сигнальные метки о закладке и изъятии информации из тайников. И, в-четвертых, от этого будет большой выигрыш в передачи сведений и в экономии нашего с вами личного времени.
— О’кей! — громким возгласом поддержал его идею американец. — Я уверен, что такой приборчик будет создан специально для вас.
— За выданную идею мне будет какое-то вознаграждение? — полушутя обронил Поляков.
— Будет. На следующей встрече 10 октября в моем особняке я вручу вам в порядке предоплаты индийский серебряный сервиз на двенадцать персон. А вы к тому времени подготовьте мне список агентуры и владельцев конспиративных адресов в Дели.
— Но это будет очень длинный список, у меня не хватит для этого бумаги, — снова пошутил Поляков, пребывая в хорошем настроении после проведенного отпуска и лечения в Москве.
— Чего-чего, а с бумагой мы вам поможем, — на шутку шуткой ответил Диллон.
* * *
Три года работы Полякова в Дели полностью развеяли миф о миролюбивом характере индийского народа. Он понял, что трезвый расчет и строгий учет государственных интересов составляют главный стержень индийской политики, замаскированной под штампы газетных и журнальных статей о жрецах в белоснежных одеждах, о задумчивых и нежных индийцах, о бродящих по улицам Калькутты священных коровах и загадочных вечных отшельниках в высокогорных пещерах у истоков реки Ганг. Что вся эта экзотическая, кружащая голову смесь неотразимо действовала на экзальтированных европейцев. Действовала она и на советского военного атташе Полякова, который за прошедшие три года овладел общими контурами всей этой пестрой, постоянно меняющейся мозаики и убедился в том, что общечеловеческие ценности, философия ненасилия, идеи миролюбия и гуманизма и прочий пропагандистский ширпотреб никогда не фигурировали в политических документах индийского руководства.
Знал он также, что индийцы ничуть не миролюбивее других народов, что их отвращение к насилию — это обычные
