Станция Вашингтон. Моя жизнь шпиона КГБ в Америке - Швец Юрий

— В такое время уволили! Ты что, с ума сошел? Дай ему отсрочку на два года.

Бычков высоко держал голову, глаза его торжествующе блестели. Береснев был произведен в полковники. Я тоже не был забыт; Я получил очередное воинское звание майора.

Несмотря на всеобщее ликование, самые важные вопросы остались без ответа: осуществимы ли планы Сократа? Соответствуют ли они интересам разведки?

Сократ выразил готовность дать ей вихрь. Кто знает? Я никогда не забывал, что он пригласил в Белый дом советского дипломата как представителя администрации Картера. Если бы он уже тогда был агентом, связь с ним могла бы поддерживаться на официальной основе, и лишь горстка советских разведчиков была в этом уверена.

Не было никаких технически непреодолимых препятствий для поддержания связи с кротом Белого дома. Как проникнуть в него было проблемой. У меня были сильные сомнения в осуществимости планов Сократа, особенно в его ожиданиях, что он получит поддержку от столпа консервативной идеологии в Сенате США. Скорее всего, Сократ просто пытался вытрясти из советской разведки дополнительные деньги, соблазняя возможными, хотя и маловероятными, перспективами. Но моего мнения никто не спрашивал. Настало время сообщить об успехах, и моим начальникам в этом отделе уж точно не нужна была помощь, особенно учитывая мои сомнения.

Если бы Сократа посадили в администрацию, то первым делом нужно было бы избавиться от Бычкова и Береснева, а уже потом беспокоиться о ФБР. Кто бы мог подумать, что советскому разведчику придется столкнуться с проблемами такого рода?

Весной 1988 года Береснев вернулся из Дамаска с пустыми руками и в скверном настроении.

"Что случилось?" Я спросил.

— Твой Сократ не пустяк, — угрюмо ответил он. «Я пытался работать с ним так, как должны обращаться с агентом…»

— А как следует обращаться с агентом? — спросил я шелковистым голосом.

— Ну, как в армии офицер обращается с рядовым…

"И?" Я едва удержался от смеха.

«Он был очень взбешен. «Еще одна команда в этом духе, и я вышвырну тебя из своей комнаты», — сказал он. На кой черт я послушал Бычкова? в благосклонности Сократа».

— Вы принесли какую-нибудь информацию?

«Информация? Ты, должно быть, шутишь». Он скривился и помахал рукой с видом мученика.

В тот же день мне позвонили из аэропорта Шереме-теево-2:

— Вы планируете забрать свой оперативный груз?

— Какой груз? — удивленно спросил я. "О чем ты говоришь?"

— Ну… Береснев у вас работает, не так ли? "Ну и что?"

«Мы держим багаж, который он привез из Дамаска».

— Он перевозил контрабанду? Я не мог понять, чего хотят от меня таможенники.

"Нет, конечно, нет. Просто он превысил лимит по весу и отказался платить, настаивая на том, что это оперативный груз. Поэтому я вам звоню. Если это действительно оперативный груз, скажите своему начальнику, чтобы он нам позвонил или отправьте нам официальное письмо по этому поводу».

— А что в багаже? Я спросил.

«Обычные вещи: стереосистема, коврики, одежда…»

"Почему, конечно, это оперативный груз." Я смеялся. — Тебе позвонят, не волнуйся.

Всего через полчаса Бычков уже говорил по телефону, пытаясь достать багаж Береснева. Судя по всему, ему предназначалась часть «оперативного груза». Доля Черкашина была чудесным замком на его даче.

Кто посмеет сказать, что встреча в Дамаске была бесплодной? Не так уж плохо поступил и Сократ. Он сообщил, что успешно работал над планами проникновения в Белый дом, и получил от Береснева вознаграждение за свои труды в размере 7000 долларов. В проигрыше осталась только аналитическая служба. Это был первый раз, когда агент не смог предоставить никакой политической информации.

Через пару месяцев председателем КГБ был назначен генерал армии Крючков. Ко всеобщему удивлению, его сменил на посту начальника разведки — начальника Первого главного управления — генерал Леонид Шебаршин, кадровый разведчик и непревзойденный профессионал. Многие офицеры не могли поверить, что Крючков может быть таким разумным. Они ожидали, что эта должность достанется Андросову, Бычкову — кому угодно, только не опытному шпиону Шебаршину. Его выбор противоречил всей кадровой политике Крючкова.

Судя по всему, Крючков понял, что загнал разведку в землю и спасти ее от полного краха может только суперэксперт. Конечно, нельзя было допустить, чтобы этот суперэксперт работал без присмотра, но как председатель КГБ Крючков имел возможность бдительно следить за новым начальником разведки. Кроме того, Крючков завещал Шебаршину всех своих заместителей, которые должны были сохранить преемственность руководства разведкой. Короче говоря, задача Шебаршина заключалась в том, чтобы попытаться реанимировать разведывательную службу, оставаясь при этом в стороне от политики. Очевидно, Крючков считал политику своей сильной стороной.

Примерно через три месяца после вступления Джорджа Буша в должность президента США Сократ прибыл в Москву, на этот раз в сопровождении «Спутника». Состояние ее заметно ухудшилось, и она приехала в Москву за помощью и утешением. Пока она проходила обследование в эксклюзивных больницах, обслуживающих персонал Кремля, мы с Сократом приступили к делу. После фиаско в Дамаске в марте прошлого года Береснев вел себя сдержанно и приходил к нам только тогда, когда мы ели вне дома.

Как я и ожидал, моему агенту не удалось получить работу в республиканской администрации. Он был раскаян и несколько насторожен. Но довольно скоро, к его большому удивлению, выяснилось, что КГБ совершенно не интересуется причинами его провала. Им просто было наплевать. Конечно, бедолаге никак не удавалось знать одну из кардинальных заповедей советской бюрократии, а именно: трубить об ожидаемом успехе с максимальной помпой, но если он не осуществится или обернется катастрофой, вести себя так, ничего не произошло.

Видимо, ничего в своем опыте не подготовил

Сократа за такой поворот событий. Разумеется, вместо того, чтобы просветить агента в тонкостях советской бюрократической системы, я дважды удосужился выразить ему свое молчаливое неудовольствие. Сократ понял, что ему нужно загладить свою вину, и тут же достал еще один козырь: информацию о тайной встрече в Белом доме.

Согласно отчету Сократа, во время медового месяца после инаугурации президент Буш созвал совещание с целью разработки стратегии администрации в отношении Советского Союза и Западной Европы. На встрече присутствовали три ведущих советских эксперта, и один из них рассказал Сократу суть обсуждения.

По информации агента, президент Буш заметил, что США должны приветствовать перестройку в СССР, но только в том случае, если это не будет просто пропагандистской уловкой, а советские руководители будут иметь дело. Выяснение того, что на самом деле происходит в Советском Союзе, потребует времени, а это означает, что процесс контроля над вооружениями между США и СССР придется на некоторое время приостановить.

Буш подчеркивал, что главная стратегическая цель политики США в Европе состоит в том, чтобы не допустить победы социал-демократов на приближающихся выборах в Западной Германии. Провал правящей коалиции Коля-Геншера на выборах, вполне вероятный при отсутствии вмешательства извне, может иметь эффект домино для британских тори, а также дать толчок социалистам во главе с Папандреу накануне парламентских выборов в Греции. Такой катастрофический поворот событий выбил бы ковер из-под ног НАТО в решающий момент ее противостояния с Варшавским договором и усилил бы советское влияние на континенте.

Итак, США были готовы поддержать настоящую перестройку, а исход холодной войны висел на волоске в Западной Европе!

Судя по всему, доклад Сократа был кладезем первоклассных сведений. Сегодня кому-то это может показаться банальным, но тогда, весной 1989 года, Горбачев не знал ответа на вопрос, можно ли привлечь Запад, прежде всего США, к делу перестройки. Этот вопрос имел стратегическое значение для советского лидера, который осознал, что СССР остро нуждается в радикальных реформах, а не в простом косметическом ремонте, и отчаянно искал союзников. А поскольку рассчитывать на какую-либо поддержку со стороны советского истеблишмента он, конечно же, не мог, у Горбачева не было иного выбора, кроме как возложить все свои надежды на бывшего врага — Запад.