Когда звонит убийца. Легендарный профайлер ФБР вычисляет маньяка в маленьком городке - Марк Олшейкер
– Он [Белл] спросил меня, думаю ли я, что семья захочет вернуть тело.
По словам Шеппарда, он выразил надежду, что девушка еще жива, на что Белл ответил:
– Но если нет, как вы думаете, они захотят вернуть тело?
Пистолет 38-го калибра, который Шеппард показал Беллу, был приобщен к вещественным доказательствам после того, как он описал, что нашел оружие нечищенным и не там, где его оставил.
Он опознал голос на пленках как голос Белла, даже с устройством модуляции высоты тона.
– Я так разозлился, когда узнал голос мистера Белла на [записях]. И у меня не было ни малейших сомнений.
– И чей голос вы слышали на этой пленке? Голос, рассказывающий, что он сделал с Шари Смит? – спросил Майерс, подводя присяжных к пониманию всего ужаса происходившего.
– Это был голос мистера Белла. Точно его и никого другого.
В своих показаниях Шэрон подтвердила все, что сказал ее муж. Оба описали Белла как хорошего работника, но «странного» и «чудаковатого». Супруги показали, что он постоянно все записывает и во всем строго следует инструкциям, которые время от времени пересматривает.
Следователь-эксперт по документам Марвин «Микки» Доусон описал работу машины ESDA, основанную на методике, разработанной в Скотленд-Ярде в Лондоне, и объяснил, что она смогла разобрать следы другого текста на одной из верхних страниц, и как «Последняя воля и завещание» Шари связана с блокнотом, в котором Шэрон Шеппард оставила инструкции для Белла.
Используя фототаблицу, Доусон также объяснил:
– Я сравнил известный почерк Шэрон Фэй Смит с почерком в «Последней воле и завещании» и однозначно идентифицировал его как почерк Шари.
Сверлинг попытался изъять документ из числа улик, которые присяжные могли обсудить в своей комнате, утверждая, что сообщения Шари ее семье и бойфренду имели мало общего с самим делом, но могли настроить присяжных против обвиняемого. Судья Смит немедленно отклонил это ходатайство, отметив, что данный документ является важнейшей уликой, без которой убийство, возможно, не было бы раскрыто.
Ларри Джин Белл – в белой рубашке, жилете, зеленых брюках и зеленом галстуке – занял свидетельское место в отсутствие присяжных. Он пожаловался, что разрешил обыск своей машины и дома – обыск фактически разрешили его родители, поскольку это был их дом, – не зная, что можно сначала проконсультироваться с адвокатом, и что шериф Меттс отговорил его от этого, поскольку «адвокат только сказал бы ему заткнуться».
Меттс сказал ему, что они сэкономят время, если он просто согласится подписать бланки, но также сказал, что если он этого не сделает, они все равно получат ордер на обыск дома, что, собственно, и произошло. Так что, насколько я мог судить, этот вопрос остался неясным.
На свидетельском месте Белл повел себя так же, как в телефонных разговорах. Он словно попал в свою стихию, в зону комфорта и, отказавшись садиться, попытался доминировать в зале суда, утверждая, что именно так это делалось в Англии девятнадцатого века.
– Мы не собираемся играть в игры, если только вы не думаете, что жизнь Шари Смит была шуткой и моя жизнь тоже, – обвинил он Майерса. – Давайте попробуем вести себя здесь немного профессионально.
Больше всего меня беспокоило то, как он «связал» свою жизнь с жизнью Шари, будто они оба стали жертвами одного и того же противника.
Судья Смит неоднократно призывал его придерживаться сути дела, например, когда он отклонялся от темы, чтобы пожаловаться на людей из департамента шерифа, которые не вернули ему бумажник с восемьюдесятью или девяноста долларами.
– Вам придется ограничить свои комментарии рассматриваемым вопросом, – напомнил ему Смит.
– Я понимаю, но надеюсь, что и вы понимаете мое положение, – в ответ на предостережение судьи ответил Белл.
На заседании суда в субботу Белл сразу после открытия встал из-за стола защиты и пожаловался на агентов следственного комитета, которые отобрали у него ручку, заявив, что ее можно использовать в качестве оружия. Судья Смит объяснил, что этот шаг был стандартной процедурой безопасности, когда обвиняемого вводят в зал суда и выводят из него без наручников.
– Я не принимаю ваших извинений, сэр! – крикнул он. – Возможно, причина в этом, но я ее не принимаю.
– Я не извинялся перед вами, – ответил судья.
Убедившись, что внимание суда приковано к нему, Белл, казалось, продолжил с того места, на котором остановился в пятницу.
– Я стою у врат ада уже больше семи месяцев. Это и близко не может сравниться с тем, через что проходят семьи Смит и Хелмик. Я стою у врат ада, а они находятся в аду. Давайте покончим с этим и будем жить дальше.
Судья Смит уже постановил, что обвинение не станет поднимать дело Хелмик, чтобы избежать обвинений в предвзятости, но Белл все равно это сделал. Затем он сказал судье, что стенограммам допроса в кабинете Меттса не следует верить, потому что некоторые важные моменты в них опущены.
– Даже слепец может видеть, что против меня даны лжесвидетельства и фальшивые показания.
Немного позже, после того как Меттс опроверг показания Белла и, сойдя со свидетельского места, направился через зал к выходу, Белл протянул ему для пожатия руку. Шериф лишь пристально посмотрел на него, но не остановился.
В другом случае Сверлинг повернулся к Беллу и резко спросил:
– Вам обязательно нужно помахать всем рукой?
– Я лишь проявляю уважение к закону, – ответил подсудимый, в очередной раз проявив стремление к манипулированию, доминированию и контролю.
– Кем вы себя возомнили, – с явным раздражением спросил адвокат защиты, – метрдотелем?
Поскольку присяжных еще не было, Смит приготовился вынести решение о том, будет ли приемлемо заслушать то, что Белл рассказал полицейским Шарлотта о Шари Смит, когда они допрашивали его об исчезновении Сэнди Корнетт.
Сверлинг охарактеризовал интервью как «одиннадцать часов тарабарщины». Расспрашивая следователя Лоуренса Уокера об утверждениях Белла насчет посланных свыше видений, он спросил:
– Вам это не показалось немного странным? Разве вы сами не ставили под сомнение эти его утверждения?
Уокер ответил – и мы в Бюро придерживались того же мнения, – что приписывание какого-то факта видению или божьему посланию – это, как правило, способ подозреваемого признать свою причастность к тому или иному преступлению, не говоря об этом прямо, еще один вариант сценария со спасением лица.
– На основании своего опыта офицера полиции могу сказать, что утверждения насчет видения отнюдь не редкость. Это способ обвиняемого выбросить что-то из головы и не думать.
– Вы не думаете, что он вел себя
