Александр Андреев - Берегите солнце

- На обратном пути скаты снять!

Через полчаса колонна благополучно прибыла в небольшой совхозный поселок. Гремячкин, едва лишь встали машины, подбежал и затормошил меня.

- Нам задерживаться нельзя. Ни на секунду.

- Мы вас и не задерживаем, - сказал я. - Можете ехать. Спасибо.

Гремячкин стиснул мою ладонь, потряс ее и как будто отшвырнул от себя.

- Желаю удачи!..

Грузовики развернулись и ушли, в поселке сразу стало пусто и гулко.

11

Ко мне подбежал старший лейтенант Чигинцев.

- Заждались, товарищ капитан. - Он сиял: оттого ли, что мы опять были все вместе, или оттого, что достигли наконец переднего края войны. Командир дивизии два раза спрашивал. Идемте, провожу к нему... - Мы прошли мимо кирпичного скотного двора. Чигинцев, отмеривая широкими шагами дорогу, докладывал: - Разведчиков выслал, бойцов накормил, командный пункт определил, не знаю, понравится ли вам...

После того как мы миновали двор, я услышал позади себя голос, окликнувший меня. Нас догонял лейтенант Рогов.

- ЧП, товарищ капитан, - проговорил он встревоженно. - Командир третьего взвода лейтенант Прозоровский пропал.

- Как пропал? Где?

- Он ехал в той машине, которую разбило бомбой. Но ребята говорят, что он чуть ли не первый выпрыгнул из кузова и побежал в лес. Все бойцы были распределены по другим машинам. Они прибыли, а Прозоровского нет.

- Сбежал, - заметил Чигинцев спокойно, с внутренней презрительной усмешкой. Я вспомнил молодого человека в шинели, туго перетянутой ремнем, его заносчиво привздернутое лицо и улыбку, кривившую губы.

- Все может быть, - сказал я. - Подберите на его место другого, из младших командиров. Потолковей, поопытней...

- Уже назначили, - ответил Рогов.

Командир дивизии, оборонявшей район Тарусы, располагался в небольшом кирпичном здании, где помещалось до этого какое-то учреждение, вовремя эвакуировавшееся в тыл.

У входа Чигинцев задержал меня.

- Я пойду в батальон, товарищ капитан. Мне тут делать нечего.

В это время мимо нас, мимо часового пробежал человек в распахнутой шинели, с растрепанными листками в руках.

- Людей накормить, - сказал я Чигинцеву. - Всем держаться наготове...

Чигинцев ушел, а Чертыханов, как всегда, остался с часовым покурить.

Когда я вошел, полковник Шестаков, поставив одну ногу на табуретку и опершись локтем на колено, кричал в телефонную трубку:

- Что ты атакуешь меня звонками!.. Я тебе сказал: подвезут. Уже отправили. Не будет. Нет, не будет. Обходитесь тем, что есть!.. Где я их возьму? Сам, что ли, встану? Сменим. - Полковник увидел меня, сказал в трубку: - Подожди минуту. - Вопросительно взглянул на меня. Я представился. Он, отвернувшись, крикнул в трубку: - Замена прибыла. Жди. Все. - Полковник кинул трубку телефонисту, затем кивнул мне: - Извините, я сейчас... - Он выхватил из рук прошедшего впереди меня человека листки и нетерпеливо стал читать их, изредка покачивая не то одобрительно, не то возмущенно головой, при этом его жесткие и тучные, словно вздыбленные, волосы вздрагивали. - Это точно? - строго спросил полковник, просмотрев бумаги.

- Точно, товарищ полковник.

- Вы всегда говорите: точно. По сводкам у вас ловко получается. А столкнешься в бою с противником, и все ваши сводки летят вверх тормашками!..

Наблюдая за командиром дивизии, я определил для себя, что человек этот воюет давно, потерял счет контратакам и схваткам, отчаянным и кровопролитным, и исход каждой схватки был одинаков - отступление; он отходил, оставляя населенные пункты, города, теряя людей и технику; бои с обязательным поражением ожесточили его до исступления, до обжигающей душу злобы на себя - не может организовать оборону так, чтобы соединение встало на пути противника, как скала, о которую разбились бы все вражеские накаты; на командиров, которые подчинены ему, - не выполняют в точности его замыслы, его волю; на командиров, которым подчинен он сам, - они только умеют требовать: "В течение ночи организовать наступление и ночным налетом взять населенный пункт... Он уже устал ненавидеть врага, который все жал и жал на него, и эта ненависть от времени спрессовалась и тяжким камнем давила на сердце. В глазах его, было время, плескался страх, метались взрывы ярости, негодования - все было испытано. Теперь серые глаза смотрели холодно и бестрепетно.

Отпустив разведчика, полковник обернулся ко мне и, пожимая руку, провел к столу, усадил.

- Хотите чаю с холодной котлетой? - спросил он. - Вкусно... - Я отказался. - Пожалеете, капитан... - Он налил из чайника желтоватого чаю, поставил на краешек стола накрытый газетой котелок с котлетами. Газету отшвырнул. Улыбаясь, еще раз вопросительно взглянул на меня. У меня засосало под ложечкой - я не ел со вчерашнего вечера. Полковник понял.

- Я же говорил, пожалеете. - Он положил в стакан три кусочка сахара, залил их чаем и поставил передо мной котелок.

Узнав о численности моего батальона, полковник удивленно присвистнул.

- Богато живете. У меня в полках в два раза меньше людей. Во втором немногим больше трехсот человек.

- На войне такое богатство временно, - сказал я.

Глаза Шестакова, сузившись, потеплели.

- Это верно. Один хороший бой - и ты банкрот... Вашему батальону сменять именно такой полк, самый потрепанный. Ох, досталось ему!.. Налить? Он налил мне еще стакан чаю. - Ешьте как следует. А вообще, капитан, положение мое незавидное: оружия не хватает, дороги раскисли, автомашины стоят, тягачей нет. Трудно доставлять в подразделения боеприпасы и питание. Лошадка выручает... Ругнешься иной раз, вроде сильней станешь. - Он встряхнул жесткими вздыбленными волосами с легкой сединой на висках и рассмеялся. Когда он смеялся, то становился моложе, добрей и как-то даже беспечней.

Поблагодарив хозяина за угощение, я встал.

- Когда смена?

- Этой ночью. - Полковник тоже встал. - К утру полк должен быть отведен с занимаемых позиций. За его счет мы сократим и уплотним линию обороны дивизии. Противник, по сведениям разведки, - он вновь взял в руки лежащие на столе листки, встряхнул их и бросил на стол, - противник до полка пехоты с артиллерией, с минометами и с танками движется в направлении Тарусы. Подход к рубежу обороны возможен завтра. Связь со штабом дивизии телефонная и через посыльных...

Я вернулся в батальон. Приближаясь к скотному двору, издали увидел непонятную картину: бойцы растаскивали стоявший рядом высокий омет соломы.

- Что это они делают? - спросил я Чертыханова. Ефрейтор покрутил головой и горько усмехнулся.

- Чудаки. Они рассчитывают на то, что им дадут понежиться на соломенных постелях. - Прошел несколько шагов, подумал и согласился. - Впрочем, для солдата, товарищ капитан, хоть час, да его. И с удобствами, как по нотам... Зайдем взглянуть?