Максим Гиллельсон - М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

Он принадлежал к той школе людей, которые были

убеждены, что лицо, занимающееся науками, никогда

не может быть хорошим фронтовым офицером. <...>

По существовавшему тогда обыкновению входная

дверь в эскадрон на ночь запиралась и ключ от нее

приносился в дежурную комнату. Стало быть, внезап­

ного ночного посещения эскадрона кем-либо из началь­

ников нельзя было ожидать никоим образом, и юнкера,

пользуясь этим, долго засиживались ночью, одни

за вином, другие за чтением какого-нибудь романа,

но большею частью за картами. Это было любимое

занятие юнкеров, и, бывало, когда ляжешь спать,

из разных углов долго еще были слышны возгласы:

«Плие, угол, атанде». <...>

Нельзя не заметить, что школьные карточные сбо­

рища имели весьма дурной характер в том отношении,

что игра велась не на наличные деньги, а на долговые

155

записки, уплата по которым считалась долгом чести,

и действительно, много юнкеров дорого поплатилось

за свою неопытность: случалось, что карточные долго­

вые расчеты тянулись между юнкерами и по производ­

стве их в офицеры. Для примера позволю себе сказать,

что Бибиков, тот самый юнкер, хорошо приготовлен­

ный дома в науках, который ничему не учился в школе

и вышел первым по выпуску, проиграл одному юнкеру

десять тысяч рублей — сумму значительную по тому

времени. Нужно заметить при этом, что распроигрался

он так сильно не в самом эскадроне, а в школьном

лазарете, который был в верхнем этаже и имел одну

лестницу с эскадроном. Лазарет этот большей частью

был пустой, а если и случались в нем больные, то свой­

ство известной болезни не мешало собираться в нем

юнкерам для ужинов и игры в карты. Доктор школы

Гасовский известен был за хорошего медика, но был

интересан и имел свои выгоды мирволить юнкерам.

Старший фельдшер школы Ушаков любил выпить,

и юнкера, зная его слабость, жили с ним дружно. Млад­

ший фельдшер Кукушкин, который впоследствии сде­

лался старшим, был замечательный плут. Расторопный,

ловкий и хитрый, он отводил заднюю комнату лазарета

для юнкеров, устраивал вечера с ужинами и карточной

игрой, следил за тем, чтобы юнкера не попались, и наду­

вал их сколько мог. Не раз юнкера давали ему пота­

совку, поплачивались за это деньгами и снова дру­

жились. Понятно при этом, что юнкера избрали лазарет

местом своих сборищ, где и велась крупная игра. <...>

Я сказал уже перед сим несколько слов о курении,

но желал бы возвратиться к этому предмету, потому

что он составлял лучшее наслаждение юнкеров. Замечу,

что папиросок тогда не существовало, сигар юнкера

не курили, оставалась, значит, одна только трубка,

которая, в сущности, была в большом употреблении

во всех слоях общества. Мы щеголяли чубуками, кото­

рые были из превосходного черешневого дерева, такой

длины, чтобы чубук мог уместиться в рукаве, а трубка

была в размере на троих, чтобы каждому пришлось

затянуться три раза. Затяжка делалась таким образом,

что куривший, не переводя дыхания, втягивал в себя

табачный дым, сколько доставало у него духу. Это оту­

манивало обыкновенно самые крепкие натуры, чего,

в сущности, и желали. Юнкера составляли для курения

особые артели и по очереди несли обязанность хра-

156

нения трубок. Наша артель состояла из Шигорина кон­

ной гвардии, Новикова тоже конной гвардии, Чернова

конно-пионера и, наконец, меня. Мое дело состояло

в том, чтобы стоять, когда закурят трубку, на часах

в дверях между двух кирасирских камер, смотреть

на дежурную комнату, а когда покажется начальник,

предупредить куривших словами «Николай Никола­

евич». Лозунг этот был нами выбран потому, что вместе

с нами поступил юнкер Пантелеев, которого звали этим

именем и который до того был тих и робок, что никому

и в голову не могла прийти мысль, чтобы он решился

курить. Курение производилось большей частью в печке

кирасирской камеры, более других прикрытой от де­

журного офицера. Когда вся артель выполнит свое

дело, я докуривал остальное, выколачивал трубку и от­

носил ее в левом рукаве в свой шкапчик, где и закуты­

вал в шинель, пропитавшуюся от того вместе с шкап-

чиком едким запахом табачного сока. Сколько я помню,

я долго исполнял должность хозяйки 2, пока сам

не вступил в права деятельного члена артели, приучив­

шись и привыкнув курить до такой степени, что, долго

спустя по выходе из школы, я не курил другого табаку,

кроме известного под именем «двухрублевого Жукова».

Знакомство нас, новичков, с обычаями и порядками

юнкеров продолжалось недолго, и госпитальное препро­

вождение времени было первым, о котором мы узнали,

чего, в сущности, и скрыть было невозможно. Затем

познакомились мы с другой лазейкой, чрезвычайно

удобной во многих о т н о ш е н и я х , — с людскими комна­

тами офицерских квартир, отделенными широким кори­

дором от господских помещений. Они находились

в отдельном доме, выходящем на Вознесенский про­

спект. Оттуда посылали мы за вином, обыкновенно

за портвейном, который любили за то, что был крепок

и скоро отуманивал голову. В этих же притонах у юнке­

ров была статская одежда, в которой они уходили

из школы, потихоньку, разумеется. И здесь нельзя

не сказать, до какой степени все сходило юнкерам

безнаказанно. Эта статская одежда состояла из парти­

кулярной только шинели и такой же фуражки; вся же

прочая одежда была та, которую юнкера носили в шко­

ле; даже шпор, которые никак не сходились со статской

одеждой, юнкера не снимали. Особенно любили юнкера

надевать на себя лакейскую форменную одежду и поль­

зовались ею очень часто, потому что в ней можно было

157

возвращаться в школу через главные ворота у Синего

моста.

Познакомившись с этими притонами, мы, новички,

мало-помалу стали проникать во все таинства разгуль­

ной жизни, о которой многие из нас, и я первый в том

числе, до поступления в школу и понятия не имели.

Начну с тех любимых юнкерами мест, которые они осо­

бенно часто посещали. Обычными местами сходок юн­

керов по воскресеньям были Фельет на Большой Мор­

ской, Гане на Невском, между двумя Морскими, и кон­