А Киселев - Полководцы и военачальники Великой Отечественной-2

Во второй половине января 1942 года штаб 16-й армии без войск перебросили под Сухиничи, где он должен был принять под свое командование часть войск 10-й армии. Здесь произошел довольно лестный для командования 16-й армии случай: гитлеровцы внезапно оставили свои позиции и отошли на семь-восемь километров. Казалось, в действиях противника не было смысла. Но позже выяснилось, что до гитлеровцев дошел слух о прибытии под Сухиничи 16-й армии. Имя ее командующего уже приобрело у командования противника достаточную известность, и оно сочло за благо вывести свои войска на более подготовленный рубеж.

Вскоре после взятия Сухиничей - 8 марта случилась беда: во время артобстрела города, прямо в помещении штаба армии, осколком снаряда был тяжело ранен Рокоссовский. К счастью, усилия врачей быстро принесли плоды, и в конце мая Константин Константинович вернулся в родную армию. Но радоваться его возвращению пришлось недолго. В июне Рокоссовский был назначен командующим Брянским фронтом. Казаков гордился выдвижением своего боевого командира. Однако расставаться с ним Василию Ивановичу было тяжело. Он искренне полюбил Рокоссовского и, как позже признавался, опасался, что новый командующий армией не будет так вникать в нужды артиллерии, так смело поддерживать его, Казакова, начинания, как это делал Рокоссовский.

Однако и Рокоссовский был не менее привязан к своим боевым помощникам. Вскоре он позвонил в 16-ю армию и предложил начальнику штаба Малинину и Казакову продолжать воевать вместе. Нужно ли говорить, как обрадовались друзья! Но судьбы военные стремительны и переменчивы. Не успел Малинин стать начальником штаба, а Казаков начальником артиллерии Брянского фронта, как через два с половиной месяца они вместе с Рокоссовским были откомандированы на Донской фронт: Рокоссовский - командующим, Малинин начальником штаба, Казаков - начальником артиллерии фронта.

Первые впечатления на Донском фронте ошеломили Казакова. В составе фронта действовало 102 артиллерийских и минометных полка, в том числе 50 полков резерва Верховного Главнокомандования, из них 13 зенитных артиллерийских полков. Всего на фронте насчитывалось около 3 тысяч орудий и минометов, 218 установок "катюш". С такой махиной Казакову еще не приходилось иметь дело. Управлять ею без хорошего, возглавляемого опытными энергичными работниками штаба было бы невозможно. А со штабом артиллерии дело поначалу складывалось очень плохо. Незадолго до приезда Казакова на фронте побывали по поручению Ставки Верховного Главнокомандования Жуков, Василевский и Воронов. У них сложилось неблагоприятное мнение о некоторых работниках штаба артиллерии и артиллерийских начальниках фронта. "Снимать их надо", - сказал Рокоссовский, встретившись с Казаковым. Но Василий Иванович, находясь под впечатлением объемов предстоящей работы, попросил не спешить. "Начальство здесь было наездом, могло не вникнуть во все, а обстановка нервная, - сказал он. - Я хочу сам разобраться в людях". Командующий фронтом не возражал.

Самому разобраться в людях! Эта черта, всегда свойственная Казакову, явилась важнейшим принципом его деятельности, когда он стал занимать высокие посты в Вооруженных Силах. Казаков познакомился со своими будущими помощниками, присмотрелся к их работе и пришел к выводу, что все они способные, добросовестные работники. Позже он писал о начальнике штаба артиллерии Донского фронта Г. С. Надысеве: "Георгий Семенович сколотил впоследствии великолепный штаб артиллерии, завоевавший признание в войсках".

В октябре началась подготовка наступательной операции, целью которой было окружение группировки вражеских войск под Сталинградом. Получив свою задачу в этой операции, командование Донского фронта разработало конкретный план подготовительных мероприятий. Им предусматривалась перегруппировка артиллерии и обеспечение ее боеприпасами. Нужно было переместить и определить в намеченных местах артиллерийские соединения и части, и сделать это скрытно от противника.

В это напряженное время Казаков и работники штаба артиллерии постоянно находились в войсках. Дело двигалось, но трудности встречались неимоверные. Шли дожди, непрерывно дули сильные степные ветры. Дороги были разбиты, тягачей не хватало, корм лошадям подвозился с перебоями. Объехав несколько колонн, Надысев доложил:

- Плохо, очень плохо с конной тягой. Лошади голодны, едва плетутся.

- А люди? Люди как переносят невзгоды? - спросил Казаков.

Надысев с восторгом рассказал, что, когда он подошел к группе бойцов и спросил о настроении, какой-то балагур, выглянув из-под капюшона плаща, весело ответил:

- Настроение у нас подходящее. Вот только коняг жалко. Не приучены они у нас без овса и сена обходиться, вот и скучают. А нам что, нас ветрюгой не проймешь, мы двужильные!

Другой боец добавил:

- Нам бы только до фрица добраться. Тогда и сами согреемся, и ему жару дадим.

Казаков не выразил, однако, удовлетворения услышанным.

- Это хорошо, что настроение подходящее... Но нам-то с вами надо подумать, как сделать, чтобы они на первом же привале смогли обогреться и поесть, - жестко сказал Василий Иванович.

С изумительной самоотверженностью бойцов и командиров он сталкивался повсюду ежедневно и ежечасно. Именно потому и строже относился к себе как начальнику и к своим помощникам, требуя, чтобы при всех неотложных заботах в центре внимания всегда находился солдат. Люди работали, не зная сна и отдыха. Казавшиеся неутомимыми, водители почти сутками не отрывались от баранок и по трудным дорогам в любую погоду доставляли к фронту сотни и тысячи тонн грузов. Чтобы читатель мог хоть приблизительно представить себе труд работников артиллерийского тыла, необходимо привести несколько цифр. Для подвоза только одного боевого комплекта снарядов и мин для всей артиллерии фронта требовалось более пяти тысяч полуторатонных автомашин. А к началу операции нужно было подвезти до трех боевых комплектов - около трех миллионов снарядов и мин. Иной неискушенный читатель спросит: а что три миллиона снарядов - это очень много? Убедительным ответом на этот вопрос может служить следующее сравнение: это чуть меньше половины снарядов всех калибров, которыми располагала Россия, вступая в первую мировую войну.

Посещая войска, Казаков часто бывал у меня, в 65-й армии, командующим которой я незадолго до того был назначен. В первую нашу встречу, когда я прибыл на Донской фронт, разговор у нас получился таким, каким он обычно бывает после долгой разлуки друзей, - сбивчивым, несобранным. Перескакивая с события на событие и перебивая друг друга, мы быстро поделились пережитым за время разлуки, обменялись мыслями о сегодняшних делах. Василий Иванович казался прежним, но прежнее - его отношение к роли артиллерии в войне, взгляды на ее организацию и боевое применение - как бы раздвинулось в масштабах. По всему было видно, что огромная ответственность, сложные обязанности начальника артиллерии фронта по плечу моему другу, больше того, что именно теперь он в своей стихии. Это мое впечатление укрепилось в последующие приезды Василия Ивановича в нашу армию. И еще одно ценное, на мой взгляд, наблюдение: широкие масштабы обязанностей командующего артиллерией фронта не отдалили Казакова от, казалось, мелких теперь для него дел. Его можно было видеть не только в артиллерийских соединениях и частях, но и в дивизионах и на батареях, беседующим с крупными начальниками и с рядовыми бойцами. В большинстве случаев он всегда выносил из своих поездок в войска что-нибудь общее для всех.